Петушки-2. Путешествие под звездой в надире

Аудио-комментарий автора. Рекомендуется к прослушиванию до прочтения рассказа.

Все говорят: Кремль, Кремль. Ото всех я слышал про него, а сам ни разу не видел. Так поэма начинается, кажется. Вот и я, сколько раз уже проходил через него на-работу-и-с-работы-­через-разные-­ворота — и ни разу не видел Кремля. А что ж такого, ведь тропа-то ведёт сама, куда надо, и путеводная звезда имеется, только моя-то не висит в зените, а прожигает разлинованный асфальт где-то в районе надира1. Вот и бредёшь, уставившись куда-то вперёд и вниз, и приходишь, куда надо.

А куда мне надо-то? Да что я спрашиваю, в магазин, конечно. Там всё для людей, все выложено-­выставлено, смотри себе, не торопясь, влево-­вправо, вверх-вниз, да присядь, да обойди.. Да что же за аромат такой суетится вокруг, что за одористическая2 мерзость!! Ну, ты собрался в магазин, это же предстоит радость великая, gaudium magnum3! Так омой тело своё, очистись, надень что-то из верхнего ящика. Ведь должно быть что-то свежее в верхнем ящике, мыльцем душистым переложенное. Потяни за рукав-то..

Пусть даже оттуда вытянулся, вывалился ­какой-­нибудь потрепанный свитер с оленями! Олень — животное благородное, хотя достопочтенный фон Линне4 и называл его варваром5. Ну так ведь и человек такой: благородный снаружи, а оставь его одного, так прости Господи, что творит. А в магазин нужно идти светлым, и не портить другим их персональный потлач6. Мы ведь и правда, как ­какие-­нибудь чингачгуки, в предвкушении радости обмениваемся дарами, ты им — бумажки цветные, они тебе — товар, вот и перераспределились богатства общинные.

А глаза разбегаются, человек мается, мучается, кланяется, выпрямляется. Говорят, есть такие, кто приходит в магазин и уже знает, что хочет. Хорошо, если найдет, пусть и не сразу. А если нет вот именно того, что хочется? Поэтому лично я никогда не томлюсь нацеленно. Смотрю на полочку, скольжу глазами бустрофедоном7, бывает, что долго пашня тянется. Тут главное — не торопиться, не подгонять себя, она сама тебе подскажет, и рука твоя протянется. И ты понимаешь, что «поймал», и даже не стоит вопрос цены. Потому что пришел ты за ней, и вот она уже почти твоя. Ну, значит, надо брать. А от желания сердце колотится: открыть бы, да, открыть бы прямо тут, на месте, да причаститься..

Раньше, помнится, не особо одобряли это дело. Мол, ты, мил человек, купи, неси домой, да и делай там, что хочешь, только меру знай. А сейчас — пожалуйста, бери, тяни, осматривай, ощупывай, нюхай, только за пазуху не суй. Ну, насчет этого в магазинах нынче нравы строгие: встанут субтильные субъекты с мутноватыми глазами вдоль стеллажей и сторожат стражи, как бы подозревая, что намерение у тебя имеется не потлач совершить, а восьмую заповедь нарушить, «lo tignov»8. Я этот их взгляд всегда нутром чувствую, и радость моя предзакатная омрачается изрядно. Ну как в таком месте вообще можно подозревать приличного человека, да еще и с оленями на груди? Тем более, он сюда приходит, ведомый звездой в надире, чуть ли не каждую седмицу, а то и по нескольку раз, если невмоготу.

А еще случается, откуда-то сбоку вдруг зазвенит-­затрещит-забормочет. А она сначала как бы не замечает, звук всё громче, всё настойчивей, он распирает-­терзает-разрывает ей сумочку, такую же нелепую, как она сама. А она брови вздернет, зрачки сузит, как у бесовского кошачьего отродья принято. «И у кого это так бренчит?» — удивляется всем своим видом. Похлопает себя по карманам, посмотрит себе на ляжки недоумённо, и когда уже тебе нестерпимо захочется нарушить в отношении неё шестую заповедь, она, наконец, находит в кожаных недрах телефон и долго-­долго-непрерывно-­мучительно-подозрительно смотрит на экран, зрачки её сузились уже в нитевидный пульсар, медленным движением проводит она пальцем по стеклу и как зазвенит-­затрещит-забормочет.. Ну что же это делается, ведь еще апостол утвердил, hai gynaikes en tais ekklesiais sigatosan9, так что же она в святом для многих месте трещит?!

А я уже на полочку выставил себе, или даже в корзиночку сложил многократно, бывает, что и причастился. У меня уже настроение возвысилось и слава в вышних, на земле мир, людям благоволение, ed introibo ad altarem venditoris10. А эта блудница-­болтовница воссоединилась с нечистым своим мужем, который у пόлок смердящим койотом ошивался, и приближаются, окружают, обволакивают. И нет спасения от Сатаны и приспешников его.

Всё же вышел я, наконец, выполз, вылупился, но больно мне так, как будто три зуба разом выдернули, что-же-боже-за-что-же, ох… Сам не знаю, как домой добрался, руки дрожащие тщательно вымыл, рушником обсушил, драгоценности свои бережно, но быстро из пакетика вынул, открыл умело и… се, сверкнула молния, и в свете её явился царственный камень сверкающий, и свет камня и молнии слился, засиял, вспыхнул во стократ сильнее, и озарил все вокруг.

Вот, ради этого длящегося ощущения и терпел муки адовы, а сейчас всё хорошо, утоляются печали, и время сжимается в формат in octavo11. Но как же случается все это? Ведь эффект — поразительнейший. Тут и форма, и аромат, и содержание, и звуки, всё сливается в экстазе присутствия «медиума для встречи с божеством», как писал один многомудрый немец12. И ты уже никогда прежним не станешь, и Гераклит толкует о том же, potamoisi toisin autoisin embainousin13, не вой­ти никому дважды в одну и ту же реку.

Венедикт Василич-­покойник14 однажды рассказывал, что все его однокашники не любили читать. Ну вот, скажем, есть люди, которые не любят выпивать. Поэтому выделиться ему там было нетрудно. С тех пор прошло полвека, а мало что изменилось. Книгой мы болеем, книгой же и лечимся. Дай Бог и помереть с ней в руках, и если придёте проводить, призрейте сироту, положите рядом томик. Но, пока живой, буду продолжать ходить в магазин книжный, ведомый своей звездой в надире.

Иллюстрации: LazySeal

Примечания

  1. Надир: направление, указывающее непосредственно вниз под конкретным местом, то есть это одно из двух вертикальных направлений, ортогональных к горизонтальной плоскости в данной точке. Противоположное надиру направление называется зенитом. Иногда слово используется также в переносном смысле для обозначения самой низкой точки душевного состояния человека, или качества его профессиональной деятельности.
  2. Одористический – термин, обозначающий нечто, имеющее отношение к обонянию, запахам.
  3. Gaudium Magnum: (лат.) «радость великая». Часть формулы, возвещающей о том, что избран новый папа римский.
  4. Фон Линне: Карл Линнéй, также известен, как Карл фон Линне (1707—1778) — шведский естествоиспытатель и врач; создатель ещё при жизни принёсшей ему всемирную известность единой системы классификации растительного и животного мира.
  5. Cervus elaphus barbarus: один из подвидов благородного оленя.
  6. Пóтлач: традиционная праздничная церемония демонстративного обмена дарами североамериканских индейцев. Главная цель потлача —налаживание общественных связей.
  7. Бустрофедон: способ письма, при котором направление письма чередуется в зависимости от чётности строки, то есть если первая строка пишется слева направо, то вторая — справа налево, третья — снова слева направо и т. д. Это движение напоминает движение быка с плугом на поле.
  8. Lo tignov: (иврит) – «Не укради!». Восьмая заповедь т.н. декалога — десяти основных законов, которые, согласно Пятикнижию, были даны Моисею самим Богом на горе Синай.
  9. Hai gynaikes en tais ekklesiais sigatosan: (др.-греч.) «А женщины пусть молчат в церквах». Фрагмент первого послания ап. Павла к коринфянам.
  10. Ed introibo ad altarem venditoris: (лат.) — «И подойду к алтарю торгаша». Переиначивание латинской литургической формулы. Также встречается в каноническом варианте в «Улиссе» Д. Джойса, однако тоже используется Быком Маллиганом в ироническом ключе.
  11. In octavo — популярный книжный формат.
  12. Многомудрый немец: зд.: Густав Меншинг, 1901—1978, западногерманский религиовед.
  13. Цитируется первая часть высказывания Гераклита, полностью звучащая так: «На входящих в те же самые реки притекают в один раз одни, в другой раз другие воды» (Potamoisi toisin autoisin embainousin, hetera kai hetera hudata epirrei).
  14. Венедикт Василич: зд. Венедикт Ерофеев, автор знаменитой поэмы «Москва-Петушки».