Человек бессилен перед космосом. Как бы мы ни пытались покорить его, нам это не удастся. Мы можем снарядить сотни и даже тысячи экспедиций к далеким звездам, надеясь найти там решение проблем, которые мы сами и создали, но это будет тщетно. Мы можем говорить, что человек – царь природы, но от восхваления нашего эго доля правды в этих словах не возрастет. Человек не властен даже над тем, что принадлежит ему. И речь здесь не только о материальных вещах. Природа в один момент может забрать у нас все: наши дома, наши тела, наш рассудок. Стоит только переступить границу возможного, и мы вновь обратимся в звездную пыль.

Мы не учли этого. С самого начала существования человеческой цивилизации, мы упускали из виду один важный факт – наши ограниченные возможности. Вернее, факт их ограниченности мы, конечно, признавали, однако, никто никогда не задумывался, кем они ограничены и ради чего? Что если Вселенная создала нас такими, чтобы уберечь от того, что нам не подвластно и опасно для нашей жизни? Что если человек не царь природы, а всего лишь мелкая шестеренка в огромном космическом механизме? Бракованная шестеренка, которая не согласна со своей ролью в этом мире и стремится нарушить слаженную работу всей машины.

Мало кому из нас приходили в голову подобные мысли. Человек – существо эгоистичное. Единственное, что его заботит в этом мире, – это его собственная жизнь, включая способы ее улучшения, сохранения и продления. Физическое бессмертие – проблема, волновавшая человеческие умы веками. Мы поклонялись богам, надеясь, что те даруют нам вечную жизнь; мы искусственно продлевали молодость своего тела, позволяя хирургам уродовать его; мы погружали тела в жидкий азот, чтобы в будущем вновь оживить их. Наконец, мы научились полностью оцифровывать человеческий разум. Но какой ценой?

Я киборг. И я единственный, кто остался в живых. Мой мозг оцифрован. Мое биологическое тело мертво. А вся моя личность помещается теперь на одном крошечном чипе, встроенном в затылочную часть головы человекоподобного робота. У меня больше нет тех физиологических потребностей, без удовлетворения которых у обычного человека не проходит ни дня. Я лишен способности чувствовать: ни физические недомогания, ни душевные переживания больше не тревожат меня. Я робот. От живого человека, которым я некогда был, остались лишь воспоминания, переведенные на язык алгоритмов и записанные на тот же чип, а также привычки, ставшие теперь моим программным кодом.

Я не хотел становиться таким. Но на момент выбора мне казалось, что лучше лишиться тела, чем рассудка. Я помню, как медленно сходили с ума мои товарищи, один за другим. Мы не должны были отправляться в эту экспедицию, не должны были нарушать законы Вселенной, не должны были претендовать на то, что нам не предназначалось. Нам следовало лишь ценить то немногое, что у нас было. А мы не ценили.

В это долгое и, как оказалось, последнее путешествие к звездам со мной отправилось еще шесть членов экипажа. Лучшие из лучших. Нас отбирали в течение двух лет с предельной придирчивостью к состоянию физического и психического здоровья, к степени квалифицированности в определенной сфере и к наличию практического опыта в ней. Такие жесткие требования были установлены, разумеется, неспроста. Научное сообщество было крайне обеспокоено возросшей за пару последних веков численностью населения Земли. Уровень перенаселения планеты стал критическим. Перед нами стояла задача, имея на примете несколько выявленных учеными экзопланет, вероятно, пригодных для жизни, найти для человечества новый дом. Координаты интересующих нас космических объектов внесли в бортовые компьютеры корабля, маршрут был проложен.

Однако проблемы не заставили себя долго ждать. Как только мы вышли за пределы Солнечной системы, сразу у половины команды начались галлюцинации. Кто-то стал слышать посторонние звуки вокруг, голоса, кому-то стали являться абстрактные фантомы, а кто-то стал ощущать на корабле чье-то нежелательное присутствие. И это при том, что все члены экипажа в период отбора не раз были протестированы на психологическую устойчивость и должны были быть готовы к любым возможным потрясениям.

Но не к невозможным.

День ото дня ситуация ухудшалась. Галлюцинации становились все сильнее, пока наконец один из «пораженных» в приступе панической атаки не предпринял попытку изменить заданный курс, повернув обратно к Земле. После этого нам пришлось изолировать всех трех в отдельном отсеке, лишив их возможности навредить и друг другу. Это решение стало для них роковым. При приближении к первой исследуемой планете во введенных координатах обнаружилась ошибка. Изменить их уже было невозможно. Автопилот протащил нас через пояс астероидов, который в теории мы должны были обогнуть. Несколько астероидов при попадании в обшивку корабля разгерметизировали отсек с «пораженными». Все они погибли, получив сильнейшую дозу радиации.

Нас осталось четверо. Как и мои товарищи, я винил себя в случившемся, но не имел права показывать свои эмоции команде. Ни к чему хорошему это бы не привело. И хотя что-то подсказывало мне, что это был сигнал, предупреждение, что надо поворачивать назад, я этого не сделал. Тогда я еще просто не понимал, чей голос начал говорить во мне.

На поверхность первой планеты нас спустилось уже трое. Спустя двое суток после прохождения пояса астероидов наш механик, оставшийся у панели управления, в то время как остальные, включая меня, отправились восстанавливать силы во сне, неожиданно исчез. И это можно было бы назвать абсурдом, однако, след машинного масла, в котором вечно была испачкана его форма и ботинки, обрывался здесь, у приборной панели. Следовательно, командный пункт он не покидал, и полный обыск корабля это доказал. Человек словно растворился в воздухе, как голограмма. Или распался на атомы.

После этого происшествия в нас поселился страх. Липкое, неприятное чувство, мешающее нормально думать, а порой и дышать. Но даже он не смог нас остановить. Мы высадились на первой планете, которая отнюдь не поражала воображение своими фантастическими пейзажами, и приступили к сбору данных. За день мы разбрелись по окрестностям, собирая образцы почв, анализируя состав атмосферы, флоры и фауны, а к вечеру должны были вернуться на корабль и передать все собранные данные на Землю. Однако в назначенный час в условленном месте нас оказалось лишь двое. Наш инженер задерживался, что не могло не беспокоить. Он вернулся, спустя час, и мы уже готовы были впервые за все время полета искренне обрадоваться, если бы не состояние, в котором он пребывал в тот момент. Его била крупная дрожь, он едва мог стоять на ногах, а в глазах застыл дикий ужас. При этом внешне ни на нем, ни на его скафандре не было обнаружено никаких повреждений. Следовательно, то, что его так напугало, не пыталось навредить ему. По крайней мере, физически. В таком случае, чего же оно хотело? Попытки выяснить это успехом не увенчались. Единственное, что он смог сказать, – это то, что нам нельзя лететь дальше, мы должны вернуться.

В тот момент я задумался. Это был уже далеко не первый случай, когда я слышал фразу о необходимости повернуть назад. Голос в моей голове с каждым днем звучал все громче. Я не понимал, что он говорит, но отчетливо понимал, чего он хочет. И я вновь ошибся, не послушав его.

Мы отправились дальше. Инженер скончался через несколько недель во сне. К тому моменту он окончательно обезумел, и его сердце не выдержало. Одновременно я заметил, что наш биолог, выполнявший также роль медика на борту и следивший все это время за состоянием инженера, постепенно теряет самообладание. Нервы у нас обоих были натянуты как струна, которая звенела при каждом постороннем шорохе, грозясь лопнуть. В конце концов, однажды он проснулся среди ночи (судя по нашим биологическим часам), пришел ко мне и сказал, что у него больше нет сил сопротивляться Ей. Она сильнее, намного сильнее нас всех, и Она хочет забрать его.

Как ни странно, но я понимал, о чем он. Поэтому я предложил единственный рациональный, как мне тогда казалось, выход из ситуации: отключить чувства, оцифровать свой мозг и больше не чувствовать этот сводящий с ума страх. На корабле как раз имелось несколько роботов, внешне и функционально повторяющих человеческое тело. Их хранили специально как запасной вариант на случай потери кого-то из членов экипажа. Их можно было активировать и запрограммировать на любой вид деятельности, а можно было использовать как новое механическое тело для человека.

Но он отказался. В ту же ночь Она забрала его. И в ту же ночь я, наконец, отчетливо услышал голос в своей голове, Ее голос, голос Вселенной. Это было невыносимо. Раз за разом она повторяла, что нас не должно было здесь быть, что мы одни из самых неблагодарных ее творений. Мы погубили прекрасную планету и теперь хотим погубить другие. Она не допустит этого. Нам не место здесь.

Я не помню, что произошло дальше. Очнулся я уже в новом теле. Моя биологическая оболочка растворилась, рассыпавшись в звездную пыль, но моя личность была жива, с той лишь разницей, что теперь она ничего не чувствовала. Гневный голос замолчал. На его место пришла тишина. Всепоглощающая тишина холодного космоса. И в этой тишине я, наконец, услышал то, что должен был услышать еще у границы Солнечной системы, – голос собственного разума.

Теперь, когда во мне не говорило ни одно из человеческих чувств, я понял, что нам действительно здесь нет места. Человечество не готово к встрече со Вселенной. Мы стремимся постичь ее тайны уже много веков, однако, нами отнюдь не всегда движет живой интерес, скорее – наш эгоизм. Мы хотим лишь сохранить свою жизнь и готовы ради этого уничтожить другие миры, а ведь на них у Вселенной наверняка есть свой план, мы не должны нарушать его. И пока мы не поймем эту простую истину, Она не позволит нам узнать о себе больше, чем мы уже знаем, а любые попытки пойти против Ее воли закончатся так же плачевно, как и наша экспедиция.

Мы не готовы. Человек слишком хаотичен, а его разум еще слишком слаб, чтобы принять все секреты Вселенной. Мы не поймем Ее, и это сведет нас с ума. А в космосе нет непонимания, нет хаоса, потому что в космосе нет чувств.