Философия состояний. Натурфилософский взгляд на человека

«Человек — это часть целого…»

Что мы знаем о причинах появления человека? Нам известно о синтезе химических элементов в звёздах, о формировании из них нашей планеты. Мы знаем о химической эволюции на Земле, о появлении молекул-репликаторов в случайных, ненаправленных изменениях химических соединений, определяющих свойства этих репликаторов, которые давали (или нет) преимущество в тех условиях, в которых они находились. Для одних — «испорченных» — копий это было фатально, для других — путь к будущему. Мы знаем также о последующем появлении прокариот и эукариот, о возникновении многоклеточности и формировании сложных организмов [1, Никитин]. Всё это благодаря той же эволюционной парадигме: изменению закодированной информации, горизонтальному или вертикальному ее переносу, образованию на ее основе нового организма и его взаимодействию с определенной средой. Мы знаем об итоге этих взаимодействий: об общей взаимосвязанной сети биологических форм, появившихся в процессе эволюции, одна из ветвей которой случайным образом привела к настоящему состоянию материи в виде человека.

Чем отличается человек разумный от любой другой биологической формы из прошлого или настоящего времени? Чем выделенная точка в общем процессе отличается от любой другой произвольной точки в эволюционном развитии? Да, человек, в первую очередь, отличается мощными когнитивными способностями, но человек — это такой же продукт природы, такое же творение законов нашей Вселенной, как и любая другая форма в истории эволюции. Человек является естественным природным образованием, неким сформировавшимся состоянием в нашем мире — и в этом смысле он не отличается, например, от звезды, вируса или любого животного. Несмотря на то, что современный человек начал робко осознавать себя частью Вселенной, он не становится ее центром, но остается лишь одной из воплощенных возможностей. Здесь, для ясности, стоит провести разделение понятий: состояние как, например, «состояние системы» или «состояние» какого-нибудь объекта, и состояние как сформированная структура в нашем мире, появившаяся только вследствие конкретного устройства нашей Вселенной и имеющая свои отличия от других состояний — от других сформированных структур. То есть в первом случае, состояние — это положение, значение какого-нибудь объекта, а во втором — сформированное состояние в природе рассматривается само как объект. Если брать в пример человека: есть состояние человека, а есть человек — как состояние во Вселенной, как появившийся порядок в потенциально возможном для этого пространстве.

Переходные формы в биологии и естественный отбор

В диспуте эволюционистов с креационистами среди доводов последних часто фигурирует аргумент об отсутствии переходных форм, в частности, переходных форм от обезьяноподобного предка к человеку. Эволюционисты объясняют, что проблема надумана и есть достаточное количество ископаемых, чтобы построить наглядное филогенетическое дерево с современным человеком на его вершине.

Здесь есть несколько моментов, на которые хотелось бы обратить внимание. Во-первых, это частое непонимание креационистами самих механизмов эволюции, а точнее, трудность рассмотрения факта их наличия в контексте своего мировоззрения. Во-вторых, естественно, чтобы увидеть наличие переходных форм, необходимо проводить рассмотрение в рамках биологической систематики. Но это дает креационистам возможность субъективного выбора: указывая на одну из биологических форм, они могут утверждать, что это еще обезьяна, а указывая на другую — что это уже человек, и тем самым принципиально не замечать какие-либо переходные формы. Получается, что, как бы эволюционисты ни пытались показать с помощью биологической классификации, что чем является, для креационистов «классификация» всегда будет своя, без всяких переходных форм. Ведь для биологов определение конкретных форм — это классификация в рамках предмета биологии, для систематизации и изучения живой природы, а для креационистов — это принципиальное разделение, указывающее на разное качество форм творения: человек и остальной животный мир. Причина всех этих сложностей — взгляд на эволюцию как на последовательность дискретных моментов, сформировавшийся на основании ставших известными нам ископаемых. Но если рассматривать эволюционный процесс в целом, руководствуясь научными данными, становится понятно, что границы установленные нами стираются и определить, где еще одно, а где уже другое — проблематично [2, Ламарк, С. 229–231].

Если мы определяем современного человека как конец пути, а нашего с шимпанзе предка — как его начало, то естественно, что все формы, появившиеся в процессе эволюции между этими точками, будут переходными. Например, если мы выделим Homo habilis (лат. человек умелый) как начало, а гипотетического будущего потомка Homo de futuro (лат. человек будущего) как конец, то сам Homo sapiens (лат. человек разумный) будет переходным звеном в структуре филогенетического дерева.

Род Homo (лат. человек) антропологи определяют по конкретным признакам исследуемых ископаемых, но кто скажет, когда действительно появился человек? Когда произошел этот момент? Какая конкретная мутация сделала из обезьяны человека? Конечно, мы должны понимать, что это всё условности и выделенные антропологами «человеческие» признаки не являются паспортом человека как такового. Человека также с большим правом можно назвать одним из видов обезьян, потому что все мы произошли от общего обезьяноподобного предка — как современные обезьяны, так и современные люди. Появление человека — это условная граница. В процессе эволюции все изменения происходили на протяжении многих миллионов лет, и сказать, что в какой-то момент обезьяноподобная особь стала человеком нельзя, так же как нельзя, например, сказать, когда обезьяна стала обезьяной: никто, кроме нас, не определяет эти границы перехода от одного к другому, и в действительности никаких четких разделений — на «ещё обезьяну» и «уже человека» — быть не может. Тем более, эволюционные процессы подразумевают, что все изменения в природе абсолютно случайны и не имеют никакой разумной цели и направления [3, Кунин, С. 58], поэтому говорить о существовании реальной классификации в природе — не имеет смысла.

Необходимо заметить, что в биологии есть разные подходы в определении фенотипа, например, подход Ричарда Докинза о расширенном фенотипе [4, Докинз, С. 337–341], где влияние генов, через фенотип, может распространяться за границы организма (например, паук и его паутина). Существуют также трудности в определении вида в биологии [5, Аносов, Кулинич, С. 161–169]. Все это еще раз указывает на важность номиналистически-философского взгляда на развитие жизни в природе.

Главный же вывод из этого рассмотрения следующий: несмотря на то, что принизить роль биологической систематики в познании живой природы невозможно (по-другому природу просто не изучить и не понять), биология, по своей сути, изучает разные сформированные структуры и их изменения в процессе эволюции, но то, что эти структуры «складываются» в таксоны, является прерогативой лишь антропного взгляда — нашего желания понять взаимосвязи этих сформированных в природе структур.

Когда же мы говорим о действии естественного отбора, надо тоже понимать, что это всегда причинно обусловленные явления, и если были бы у нас такие возможности, можно было бы четко определить, какие именно факторы повлияли на конечный результат. Евгений Кунин в своей книге «Логика случая. О природе и происхождении биологической эволюции» указывает на подходы, которые позволяют измерить отбор, подсчитывая определенные замены в последовательности нуклеотидов и возможное влияние этих замен на кодирование аминокислот (синонимичные и несинонимичные замены) [3, С. 49–52]. То есть, говоря о действии отбора, мы всегда подразумеваем факт происходящих взаимодействий в природе — факт причинно-следственных связей в эволюционном процессе. Не зря Кунин проводит параллели между эволюционной биологией и статистической физикой [3, С. 127–129], ведь несмотря на то, что мы используем статистический подход как некую идеализацию — и поэтому можем не учитывать всю сеть взаимодействий, мы всё равно подразумеваем результаты реальных процессов в мире. По сути в природе просто существуют естественные ситуации, когда различные биологические системы (формы жизни), определяемые разной генетической информацией, взаимодействуют с разной внешней средой; результаты этих взаимодействий мы называем действием естественного отбора или одной из других его форм.

Системный подход

Поможет ли системный подход в рассмотрении того, что из себя представляют организмы и, в частности, человек? Вроде бы да: он дает представление о появлении эмерджентных свойств вследствие взаимодействия отдельных элементов — ведь набор молекул не является клеткой, а набор клеток — организмом. Но давайте рассмотрим этот вопрос подробнее.

Системная концепция подразумевает наличие систем и их взаимодействий в действительности, а состояние системы, которое меняется со временем, является положением системы относительно других ее положений. Понятие «состояние» здесь имеет смысл всего лишь как описание системы в какой-то момент времени, в какой-то из ее точек развития.

Если же рассматривать определённый организм как структуру, как сформировавшееся состояние в общем процессе, появление которого возможно только в рамках «тонкой настройки нашей Вселенной», становится понятно, что параметры конкретной Вселенной и эволюционные процессы в их рамках определяют любой организм и вообще всё существующее вокруг. Сама же «системность» в этом случае обусловлена возможностями в конкретной Вселенной — ее законами. Изучая, как устроен наш мир, мы пришли к пониманию наличия разных структур — связей и взаимодействий в природе, однако, почему это должно быть обязательным следствием системных эффектов, а не изначальных настроек Вселенной, которые определяют возможности появления реальных структур — конкретных состояний в нашем мире?

Это хорошо видно на примере игры «Жизнь» (англ. Conway’s Game of Life), придуманной математиком Джоном Конвеем, когда от заданных начальных параметров зависят все взаимодействия, связи и закономерности в игре. Появляющиеся там формы и структуры — это следствие заданных параметров и ничего более. Если бы мы сами были продуктом Вселенной «Жизнь», нам бы тоже казалось, что эмерджентность появляется из ниоткуда, потому что мы являлись бы частью этой Вселенной и наблюдали бы за всем изнутри.

Известный физиолог П. К. Анохин в своей книге 1975 года «Очерки по физиологии функциональных систем» весьма критически оценил практическую ценность системного подхода:

Также Анохин показал определенные проблемы в понимании устройства самих систем:

Учитывая, что термин «система» и сейчас широко употребляется лишь как понятие указывающее на упорядоченность, целостность, структурность какого-то множества, можно ли сказать, что системный подход вызвал какой-то качественный скачок в научном развитии?

По мнению Анохина, выход из такой ситуации есть — определить систему как «комплекс избирательно вовлеченных компонентов, у которых взаимодействие и взаимоотношения принимают характер взаимоСОдействия компонентов на получение фокусированного полезного результата» [7, С. 35], и тогда, в свою очередь, «результат через характерные для него параметры и благодаря обратной афферентации¹ имеет возможность реорганизовать систему, создавая такую форму взаимосодействия между ее компонентами, которая является наиболее благоприятной для получения именно запрограммированного результата» [7, С.35].

Таким образом Анохин утверждает, что «результат является неотъемлемым и решающим компонентом системы, инструментом, создающим упорядоченное взаимодействие между всеми другими ее компонентами» [7, С. 35].

Однако здесь открываются как минимум две проблемы. Первая в том, что кажется, будто причинно-следственные связи, в случае «результата» как системообразующего фактора, возникают в будущем. То есть результат, как причина формирования системы, всегда находится впереди во времени относительно следствия — образования самой системы. Но ведь результат всегда подразумевает факт события именно в настоящем времени.

Если мы, например, возьмем на рассмотрение причины поведения человека — будь то какое-нибудь его желание или цель — то они всегда будут являться следствиями сформированных в организме факторов, имеющих свои естественные причины, которые, само собой, находятся по отношению к поведению человека в прошлом. Не важно, что стало спусковым крючком для начала поведенческого акта человека: был ли это какой-то внешний стимул и реакция на этот стимул нервной системы или это решение изначально было сформировано внутренними процессами в организме — в любом случае эти факторы всегда являются причиной поведения человека. Стремление человека к какой-то цели всегда детерминируется не результатом в будущем, которого еще не существует, а естественными причинами в организме, которые формируют желание и следом действие к возможному результату. Получается, что систему (поведение) образует не результат, а сложившиеся факторы в организме, которые формируют стимул для стремления к достижению конкретного результата, в том числе и благодаря обратной афферентации, которая способствует реорганизации системы (поведение) для изменения необходимых «шагов» к нужной цели.

Читайте также

Поиск субъективности в античной философии и культуре. Интервью с профессором Р.В. Светловым

Другая проблема, вытекающая из первой — это «запрограммированность» и, как следствие, отсутствие фундаментального эволюционного принципа — случайности, ненаправленности процессов, происходящих в природе. Природные процессы определяются взаимодействием конкретных структур, которые не стремятся направлено к какой-то цели для получения запрограммированного результата, а взаимодействуют, лишь исходя из своих конкретных свойств, а результат здесь — это следствие этих взаимодействий. Поэтому для объяснения появления нового качества в природе всегда можно найти причинно-следственные связи из прошлого, обуславливающие любое изменение, и это несмотря на то, что нам кажется, будто новое качество появляется из ниоткуда.

Говоря о системности, мы как-будто подразумеваем, что причины появления нового качества не были заложены в объекты изначально, еще до их взаимодействия. То есть системный подход «лишает» объекты возможности иметь изначальный потенциал для образования эмерджентности, исходя только из своих свойств. Но ведь, собрав пазл, мы понимаем, что каждый элемент этого пазла должен был подходить идеально, каждая часть этой картинки должна находиться именно на своем месте, чтобы можно было собрать их в единое целое. Так, молекула воды — это всегда взаимодействие двух атомов водорода с атомом кислорода — и ничего более. То есть потенциал сложиться в такую химическую связь должен был иметься у атомов изначально, и этот потенциал есть, он заложен в конкретных структурах атомов — в расположении их электронных оболочек.

В общем, вопрос об источнике возникновения новых качеств остается открытым, но в случае с конкретной настройкой Вселенной причина всегда находится в прошлом, а в случае же системного подхода, мы говорим о «системах» уже по факту, когда структуры в природе уже сформированы, и тогда действительно встает вопрос — а что является фактором, упорядочивающим систему?

На самом деле в описании организмов с позиции систем есть еще одна трудность. Если системы — это реально существующие объекты, как определить принципиальную особенность каждой конкретной системы? Чем системность одного объекта отличается от системности другого? Описывая двух людей в системном подходе, мы будем говорим о двух разных системах или нет? Даже однояйцевые близнецы могут иметь различия в процессе онтогенеза: эпигенетические факторы влияют на развитие организма как на пренатальном, так и на постнатальном периоде. Имеет значение и то, как происходит внутриутробное развитие: моно или бихориально [8, Сапольски]. Также происходят изменения, дающие различия в формировании нейронных структур: ведь близнецы имеют разные точки взаимодействий в пространстве, попадают в разные ситуации, в том числе случайные для них, они неодинаково взаимодействуют с одними и теми же людьми и неодинаково — с разными. С каждым взаимодействием (и между собою в том числе) они всё больше начинают воспринимать мир по-другому, хотя, конечно, эти различия не сравнимы с двумя случайно взятыми людьми. (Даже если взять в пример нас самих: вспоминая свой прошлый опыт, свои субъективные ощущения, мы понимаем, что со временем меняемся и становимся во многом другими. Нам кажется часто странным наше поведение и наши решения из прошлого в контексте нашего настоящего когнитивного состояния). Как мы в таком случае можем понять различие двух разных людей? Чтобы провести это различие, мы должны говорить о конкретных структурах, определяющих конкретных индивидов. А если мы уже будем рассматривать, например, геном и коннектом конкретного человека как отдельную систему, то получается, что и системы должны быть уже разные? То есть наличие одних элементов, но разных образованных из них структур, должно говорить нам о неодинаковых системах в случае различных людей? Но есть ли тогда вообще смысл говорить здесь о таких сущностях как системы, если важны именно структуры, определяющие организм? Ведь можно рассмотреть человека и как некую сеть из генетических, эпигенетических, коннектомических и внешнесредовых факторов, находящихся в постоянном взаимодействии, и изменится ли тогда что-то, если мы будем эту сеть взаимодействий рассматривать с помощью системного подхода?

Детерминизм и свобода воли

Если рассматривать, например, работу мозга с позиции динамического хаоса, может показаться, что, ввиду сложности мозга и возможного влияния незначительных факторов на его состояние, вводится запрет на детерминированность процессов, происходящих в нём, так как любое малое воздействие на сложную систему со множеством параметров может приводить к сложнопредсказуемым последующим состояниям (так называемый «эффект бабочки»). Но это не подразумевает, в принципе, невозможность нахождения системы в конкретном состоянии и ее развития в конкретное состояние в будущем. В случае классического рассмотрения ничто теоретически не запрещает нам рассуждать об определенном состоянии системы в любой момент времени. Существуют также ограничения в точности наших измерений, да и провести любые измерения можно только внутри нашей Вселенной, со всем посторонним «шумом». Но всё это не вводит запрет на объективное существование конкретных классических состояний.

В случае же квантовых объектов, их характеристики до измерения находятся в состоянии суперпозиции, — но опять же эти характеристики являются частью настроек нашей Вселенной, а поэтому существуют объективно. Например, спин электрона находится в суперпозиции двух состояний ½ и -½ — и в никаких других.

Природа квантовой физики также закономерна — и поэтому объективна, несмотря на то, что до момента измерения определенного состояния квантового объекта не существует в принципе, но эти возможные состояния находящиеся в суперпозиции — это всегда ограниченное число параметров, и можно математически точно вычислить вероятность измерения того или иного состояния объекта. А это значит, что истинного хаоса в нашем мире не существует, иначе мир не выглядел бы так закономерно и логично. Мир бы тогда вообще никак не выглядел, по причине принципиальной невозможности его появления.

Свобода выбора, однако, подразумевает принятие решения, которое ничем не обусловлено, то есть является проявлением лишь свободной воли человека, а любая воля в человеке — это неотъемлемая его сущность. Иначе о какой свободе воли можно говорить, если сущности людей не отличаются?

Люди, при желании понять, что же они такое, часто оставляют некую лазейку, объясняющую свободу воли, автоматически оставляя себя в комфортном психологическом состоянии. И делают они это часто не понимая, что объективных причин оставлять эту лазейку просто нет.

Такая лазейка может выглядеть по-разному: она может быть в виде описанного выше объяснения с позиции динамического хаоса, проявления действий некой нематериальной сущности или являться следствием квантовой случайности, которая каким-то образом должна объяснять нашу свободу.

Мы не имеем эмпирических данных, которые говорили бы нам о существовании каких-либо нематериальных сущностей — у нас просто нет доказательств их наличия (субъективные ощущения не в счёт [9, Штернберг, 181–208]). Но у нас есть доказательства того, что субъективный опыт человека — это следствие естественных процессов в мозге, работа которого может всё объяснить. А то, что мы называем сознанием и самосознанием, не является полной картиной природы человека, и нам только кажется, что мы знаем и понимаем себя: основная работа мозга скрыта от сознания и проходит на сублимальном уровне [10, Деан, С. 63], [11, Газзанига, С. 93–97].

Определение автографов сознательной мысли в мозге [10, С. 150], а также все эксперименты и исследования с помощью нейровизуализации (в том числе людей с заболеваниями мозга) говорят об однозначном понимании: все чувства, которые мы испытываем, все решения, которые мы принимаем, наше сознание [10, С. 209] и весь наш субъективный опыт — есть продукт работы мозга. А мозг, в свою очередь, может быть описан конкретным состоянием, которое может быть освещено в рамках естественных наук.

Концепция квантовой биологии не спасает ситуацию. Да, некоторые процессы в организме, в том числе и в мозге человека, могут объясняться квантовыми эффектами [12, Аль-Халили, Макфадден]. Мы даже можем встать на сторону крайнего мнения, что сознание — это квантовое состояние (идея сэра Роджера Пенроуза). Но в любом случае никакой свободы воли человеку это не даст, а лишь запретит полный детерминизм, отдавая часть процессов в мозге (или весь феномен сознания) в волю квантовой неопределенности.

Фундаментальная случайность в виде явлений квантовой физики никак не подразумевает свободу воли. «Я» — как причина свободного решения — здесь никак не проявляется. Наше «Я» — это в любом случае следствие функционирования мозга, то есть оно полностью детерминировано причинами, даже если частью этих причин являются квантовые эффекты. Несмотря на то, что субъективно нам кажется, что мы обладаем свободой воли и принимаем ничем не обусловленные решения, при рассмотрении современных научных данных (о которых в том числе будет говориться ниже) становится понятно, что в действительности свободы воли просто не может существовать. Нет никаких объективных данных, которые бы указывали на иное положение дел. Вся наша уверенность в обратном основана на наших субъективных умозаключениях и ощущениях, а значит, чаще всего не имеющая ничего общего с реальностью.

Даже в случае непонимания нами какого-то иного качества, которое может гипотетически вдруг проявиться на уровне работы мозга, опыт тех знаний, что мы имеем, вряд ли указывает на то, что в объяснении как это работает необходимо прибегать к каким-либо нематериальным или сверхъестественным явлениям.

При рассмотрении же этой ситуации с позиции, что любой человек — это случайно (не направленно) сформированное состояние в нашей Вселенной, вопрос о свободе воли вообще теряет всякий смысл. Если человек — это продукт, появившийся в процессе эволюции и в соответствии со своей сущностью взаимодействующий с внешним миром, понятие свободы воли становится просто бессмысленным.

Структуры, определяющие поведение

Элиэзер Штернберг в своей книге «Нейрологика: Чем объясняются странные поступки, которые мы совершаем неожиданно для себя» описывает историю Кеннета Паркса, совершившего убийство в состоянии лунатизма. Молодой человек из Торонто имел стабильную работу, семью, хорошие отношения с близкими родственниками, но, в результате увлечения азартными играми и последующих за этим проблем, испытывал сильнейшие приступы тревоги и страдал бессонницей. Так, накануне важной предстоящей встречи с родителями жены, на которой Паркс и должен был рассказать о финансовых трудностях, появившихся по его вине, он с трудом заснул, а ночью «…встал с дивана, обулся, надел куртку, вышел на улицу, отъехал от дома примерно на 23 километра, по пути остановившись минимум на трех светофорах, зашел в дом к родителям своей жены, попытался задушить тестя и зарезал тещу». Всё это он сделал не приходя в сознание, а уже очнувшись, обратился в полицию, видимо, осознав, что натворил. В ходе расследования у него диагностировали хронический лунатизм. Как оказалось, в его личном и семейном анамнезе уже были проблемы со сном, а систематический дефицит сна, спровоцированный жизненными трудностями, превратил Паркса в ту ночь по сути в зомби и привел к трагическим последствиям [9, Штернберг, С. 92–99].

Кто совершил убийство? Ведь несмотря на то, что Паркс был оправдан², — так как не осознавал своих действий, — действие было произведено и человека не стало.

Определяя человека только как того, кто осознает свои действия, мы приходим к заключению, что остальная часть процессов в мозге и в целом в организме как будто к человеку не имеет никакого отношения. Но человек — это всё, что определяет его сущность, в том числе все эпигенетические, генетические, нейробиологические и внешнесредовые факторы. И если происходят «сбои» в функционировании структур, зависимых от перечисленных факторов, человек же не перестает быть человеком — или перестает? Тогда что или кто совершил убийство? И что тогда есть человек? Несмотря на то, что Паркс убивал в неосознанном состоянии, мы всё равно говорим о нем как о личности, которая как будто незримо присутствовала где-то в этом неосознающем себя теле. Наверное, дело в том, что мы не перестаем относиться к этому «автомату» как к человеку, хотя и определяем его человечность (и ответственность за поступки) только при наличии осознанности во время совершения им каких-либо действий. Да, но ситуация получается такая, что в связи с индивидуальной физиологией Паркса и предшествующим роковому дню событиям, мозг на сублимальном уровне «принял решение и осуществил его», без привлечения сознательных процессов.

Мы привыкли думать, что нас определяет только то, что происходит в сознании, и это неудивительно: именно в этом состоянии мы осознаем себя в пространстве и времени, идентифицируем себя как личность. Но сознание — это только следствие, человек не может определяться только сознанием, как автомобиль не может определяться только светом его фар.

Мы не относимся к человеку с рассеченным мозолистым телом как к двум людям, хотя всё поведение этого человека говорит нам о том, что у него в голове уживаются как будто две личности — «два самостоятельных рабочих пространства, каждое из которых не вполне сознает, чем занято другое.» [10, С. 251,252], [11, С. 65–82]. В этом случае разные полушария мозга начинают по-своему воспринимать окружающий мир, потому что объективно являются двумя разными когнитивными состояниями, почти полностью разделенными пространственно: они не взаимодействуют напрямую, не являются одним целым (остаются только общие связи со стволовым мозгом).

Есть пациенты с «минимальным сознанием» и пациенты в состоянии «псевдокомы» [10, С. 267–270], также есть часть пациентов, которые, находясь в вегетативном состоянии, могут общаться. То есть их состояние хоть и не подразумевает полного сознания, но они могут понимать что им говорят, помнить определенную информацию и с помощью представления каких-то своих действий отвечать на вопросы ученых (через активность определенных участков мозга) [10, С. 274–276]. Опять же, могут не все. Основная часть людей, видимо, имеют повреждения, которые исключают возможность проявить такие частично сознательные функции в вегетативном состоянии. Таким образом, человека и его поведение определяет то, в каком состоянии он находится, как функционируют составляющие его структуры.

Мэтт Ридли в своей книге «Эволюция всего» приводит такой случай:

«В начале 2000-х гг. сорокалетний школьный учитель из штата Виргиния начал коллекционировать детские порнографические фотографии и приставать к своей восьмилетней падчерице. Его отправили на лечение, но его поведение только ухудшилось, и он был приговорён к тюремному заключению. В ночь перед началом судебных заседаний этот человек стал жаловаться на головные боли и головокружение. Сканирование мозга выявило доброкачественную опухоль размером с киви в левой части фронтальной коры. После удаления опухоли склонность к педофилии сразу исчезла. Но через несколько месяцев он опять начал проявлять интерес к маленьким девочкам: остаточная опухолевая ткань вновь стала разрастаться. После окончательного удаления опухоли поведение больного вернулось к норме» [13, Ридли, С. 172].

Читайте также

Быть вполне. Интервью с Михаилом Богатовым

В этом примере мы видим прекрасную иллюстрацию того, как патологическое изменение структуры мозга влияет на поведение человека и как объективные факторы могут трансформировать наше субъективное восприятие.

Состояние аффекта и моральный аспект

Есть ситуации, когда человек получает смягчающий приговор за убийство в состоянии аффекта, спровоцированного аморальным поступком жертвы. Хотя сам этот аморальный поступок, например, измена, отдельно никакой правовой ответственности за собой не несет. То есть жертвы уже физически нет, но ее прошлые поступки косвенно действуют смягчающим обстоятельством на приговор ее же и убившего, потому что они вызвали у убийцы состояние аффекта. Но какие психофизиологические проблемы были у убийцы — жертва скорее всего и не знала и о возможных последствиях своего поведения даже и не догадывалась.

Специальные условия для появления состояния аффекта у убийцы, несомненно, есть всегда, потому что такая реакция и такие действия в подобных ситуациях не являются обычными. Будет ли какая-то ситуация для кого-то стимулом к действию, зависит исключительно от конкретного человека, к которому этот стимул применяется. Потому любое побуждение к действию зависит от силы стимула, а сила стимула зависит от того, к кому конкретно он применяется.

Как в таком случае быть с объективной оценкой безопасности находящихся в обществе людей? Кто даст гарантии, что человек с психофизиологическими особенностями, опять ввиду действия каких-либо стимулов, не впадет снова в такое же состояние (будь то лунатизм, или состояние аффекта) и не принесет дополнительных проблем?

Интересен другой аспект в анализе причинно-следственных связей в таких ситуациях. Стимул к действию убийцы, например, дало аморальное поведение жертвы, но дальше мы отказываемся от причинно-следственных связей, которые к этому убийству привели: не рассматриваем человека как конкретное состояние и конкретную реакцию этого состояния на конкретный стимул, а определяем человека как какого-то «субъекта», который частично или полностью «умыл руки» и не принимал решение убивать — как будто только процесс сознания и определяет всего человека и его выбор.

Но если мы будем рассматривать уже действие какого-нибудь маньяка, например, Чикатило, то сразу же будем говорить о его полноценно ужасной сущности, так как это чудовище планировало и осуществляло свои планы вроде как в сознательном состоянии. Хотя назвать человека в таком состоянии психически здоровым, а значит полностью вменяемым — всё равно сложно³. Но ведь его поведение тоже обусловлено объективными факторами: своей генетикой, эпигенетикой, нейробиологией — тем как он взаимодействовал с окружающим миром в течении своей жизни⁴. Развитие его психики, его личности формировалось на этом фундаменте, и его сознание — всего лишь один из процессов в его сформировавшемся мозге. Не какое-то нематериальное «Я» испортило его человеческую сущность: поддаваясь на искушение извне, принимая пагубные для его личности решения и реализуя их в итоге в ужасных действиях, — а он и есть по факту эта сущность, сформированная в процессе своего существования, со своей индивидуальной биологией и результатами взаимодействия с окружающим миром.

Сложно понять маньяка в его мотивациях. Сложно, в первую очередь, не потому что его действия ужасны, и мы не понимаем, как может сделать такое человек. Понять его сложно, потому что мы совсем другие: состояние, определяющее «что есть я», детерминировано другими факторами. То есть существует наша эмоциональная оценка ненормальности поведения другого человека, обусловленная нашим объективным состоянием, и существуют действия маньяка, обусловленные его объективным состоянием. Эта проблема часто заметна в обыденных жизненных ситуациях, когда другой человек просто не понимает, почему вы поступаете тем или иным образом, хотя для вас это выглядит само собой разумеющимся.

Нельзя «влезть в шкуру» другого человека, нельзя со стопроцентной точностью воспроизвести в себе то, что испытывает другой человек, люди — состояния — индивидуальны. Понять, что из себя представляет другой человек, можно, только оперируя теми объективными знаниями об устройстве организма, которые у нас есть. Субъективный взгляд отдельного человека нам недоступен, но доступны объективные мерки, по которым мы можем понять, что он из себя представляет.

Любой индивид воплощает свои желания соответственно своей природе — сформированному состоянию во Вселенной, которое его и определяет. В этом смысле индивид всегда стремится к благу для себя, независимо от того, что он делает. Потому и маньяк, и самоубийца имеют естественные причины для своих поступков. Но естественные — не значит нормальные в общественной оценке, естественные — значит имеющие объективно существующие причины. То есть мы должны разделять аморальные, античеловеческие действия индивида или группы индивидов и объективные факторы, которые к этим действиям привели.

Так в чем же тогда принципиальная разница между рядовым убийцей, серийным маньяком и человеком, убившим в состоянии сомнамбулизма или аффекта? Ведь если рассматривать этих людей как сформированные в процессе развития естественные, объективно существующие состояния, то станет ясно, что они не смогут поступить иначе, потому что они детерминированы определенными свойствами. Поэтому принципиальной разницы между ними не существует, природа их одна, а разница — только в структурах, определяющих их сущность, а значит и поведение.

Аргумент же о том, что человек, не имея свободы воли, может делать всё, что ему заблагорассудится, оправдываясь тем, что это его природа, его сущность, и поэтому он по-другому якобы и не может поступить — очень странный аргумент. В этом случае появляется «кто-то», кто не виноват, кто не должен нести ответственность за свои поступки, потому что свободно этот «кто-то» решение якобы не принимал. Но ошибка здесь в том, что мы подразумеваем какое-то «Я», которое разделяется с тем, что человек думает, решает, делает. Если нет свободы воли, и человек — это естественным образом возникшее состояние во Вселенной, то нет и того, кто отдельно наблюдает за своими, как бы безвольными, действиями, — и при этом автоматически освобождается от ответственности. Говорить об ответственности «кого-то» можно только с позиции, что этот «кто-то» существует отдельно от своего поведения, а если такого отдельного агента просто нет, из этого не следует, что человека, опасного для общества не надо изолировать. В истории с Чикатило, например, вообще всё закончилось расстрелом.

Из этих ситуаций можно вынести вывод, что психология и психиатрия изучают лишь следствия, и, чтобы получить полную картину причин человеческого поведения, необходимо рассматривать всю сеть взаимосвязей, определяющих индивида, всю структуру, всё состояние сформированное в природе [14, Сапольски, С. 14]. Иначе невозможно будет понять, чем на самом деле является человек и что определяет его действия. Естественно, сейчас никто не рассматривает человека как полное состояние всех его объективных составляющих. Мы не располагаем такой точной информацией обо всех факторах, влияющих на поведение человека в какой-то момент времени, и, скорее всего, полной информацией располагать никогда и не будем из-за сложности и стохастичности многих процессов [10, С. 244–246]. Но в будущем, возможно, будет пересмотрено отношение к таким ситуациям, когда появится возможность получать более информативную картину состояния индивида. Мы будем больше понимать, что из себя представляет человек, и иметь больше возможностей смоделировать ситуации для анализа реакции конкретной нервной системы на конкретный стимул, а исходя уже из этого будет определяться более верное и безопасное решение для общества.

Трудная проблема сознания

В своей статье «Навстречу проблеме сознания» (англ. Facing up to the Problem of Consciousness) философ Дэвид Чалмерс сформулировал трудную проблему сознания так:

Мы знаем, что сознание обусловлено определенными процессами в мозге. Структуры, которые определяют эти процессы, постепенно сформировались в эволюционном развитии [10, С. 117]. Сознание появилось не сразу в таком виде как у современного человека, а имело, скорее всего, на всех этапах эволюции свою структуру и свою функциональность, отличающуюся от настоящей. Мозг неотделим от человека, а сознание неотделимо от мозга. Мозг, сознание и то, что мы называем субъектом опыта — есть проявление одного состояния, сформированного в процессе эволюции.

Задаваясь вопросом о том, почему мы испытываем субъективный опыт, мы исходим из того, что некто — субъект — разделяется с тем, что он наблюдает. Есть субъект, а есть объект его наблюдения — его субъективный опыт. На самом деле разделять субъект и восприятие этого субъекта нельзя. Субъект не существует отдельно от опыта — его вообще как такового не существует. Никто в действительности не наблюдает со стороны за тем, что он видит, слышит, ощущает. Никто не воспринимает. Понятие «квалиа» создает иллюзию, что есть «кто-то» отдельный, что существует в человеке какая-то самостоятельная единица, воспринимающая окружающий ее мир. Но нельзя во взаимосвязанных процессах в организме выделить главенствующую позицию, выстроить иерархию с центром управления и восприятия. Поэтому не может быть отдельно субъективного опыта и того, кто этот опыт испытывает. Никакого стороннего наблюдателя не существует — ему просто неоткуда взяться.

Не мы видим, как бы со стороны, «картинку», происходящую вне нас, а мы и есть эта «картинка», мы и есть этот субъективный опыт — субъективный опыт как часть определенного состояния в пространстве-времени, взаимодействующего с внешним миром. Состояние — сформированная эволюционная структура, динамично меняющаяся во времени, где сознание и субъективный опыт — лишь функция этого состояния, без определения отдельного «Я», кто этот опыт испытывает.

В таком подходе понятия «квалиа» или «феномен» вообще кажутся странными. Никому не является, например, цвет, потому что никого отдельно нет. Цвет является фактом этого состояния, его сущностью, его «интерпретацией» электромагнитной волны. Так как физиологически мы разные, наши структуры разные, то мы являемся, по сути, разным контекстом, в котором обрабатывается информация из внешней среды. Поэтому спор о том, каков на самом деле «красный цвет», не имеет смысла, и также не имеет смысла говорить о том, кто такой субъект, воспринимающий этот цвет. Мы — это не какие-то отдельные субъекты, наблюдающие за миром внешних и внутренних объектов, а сформировавшиеся во Вселенной состояния, в которых происходит обработка информации о взаимодействиях с внешней средой и трансформируется во внутренние, индивидуальные «трактовки». Поэтому: не «наши когнитивные системы», а просто — когнитивные системы, не «мы обретаем визуальный и слуховой опыт», а визуальный и слуховой опыт — и есть мы.

Томас Нагель в своей статье «Что значит быть летучей мышью?» (англ. What Is It Like to Be a Bat? ) пишет:

Именно поэтому сознание является следствием конкретного индивидуального состояния, сформированного во Вселенной, которое по-своему «видит» мир — воспринимает его соответственно своей природе, своим определенным свойствам. То есть индивидуальность восприятия каждой конкретной структуры в мире — восприятие от «первого лица» — не должно нас освобождать от мысли, что сознание есть следствие объективных причин и что оно не является фактом наличия «Я» как обособленного, отдельного агента от той структуры, которая и определяет это живое существо.

Разность мнений

Почему вообще возникают споры и разногласия у людей в рассмотрении каких-либо вопросов? Может показаться, что это как раз указывает на свободу воли ведущих спор людей. Но это иллюзия, разногласия вызывают разные факторы, которые определяют спорящих. Индивидуальность определяет рамки и поэтому проявляет несвободу.

Возьмем, к примеру, знакомую нам выше ситуацию со спором вокруг эволюции. В большинстве своем, креационисты не согласны с теорией эволюции не потому что понимают ее и видят якобы слабость ее аргументов, а потому что не могут воспринять смысл, который объясняет теория, исходя из собственного мировоззрения.

Разное формирование коннектома — в связи с разным опытом и на «дрожжах» разной генетики и эпигенетики — создает индивида, который, в принципе, может не иметь возможности воспринимать и обрабатывать какую-либо информацию так, как ее воспринимают и обрабатывают другие индивиды; и не обязательно потому, что конкретно вот эти люди менее сообразительные, а потому что они в принципе другие — являются состояниями которые отличаются друг от друга. И потому что мы все являемся разными состояниями появляется следствие — наше индивидуальная точка зрения. Разные структуры всегда подразумевают какие-то ограничения.

Людям почему-то часто кажется, что они всё должны понимать правильно, что они имеют на всё объективный взгляд. Их не удивляет тот факт, что у других людей есть часто иное мнение на тот же вопрос.

Читайте также

Философия должна знать супергероев!

Иногда может случиться, например, что приверженец теории сотворения действительно осознает какие процессы описывает теория эволюции в природе, и тогда он постепенно изменит свое мировоззрение. Он поймет смысл, который проявляет теория, и ему будет сложно примирить у себя в голове разные взгляды на одни и те же вещи. Правда, встречаются и такие люди, у которых всё это прекрасно уживается, видимо, где-то на границе когнитивного диссонанса. Но опять же это только следствие индивидуальности когнитивной структуры, которая сформировалась в конкретном организме, в конкретном пространстве-времени, в конкретной Вселенной.

Всё это, конечно, не работает так просто, и ситуация с пониманием теории эволюции — всего лишь один из примеров. Невозможно так однозначно описать все возможные ситуации, которые происходят, потому что люди разные и подразумевают сложность структур их определяющих. Люди подвергаются множеству влияний разных факторов, как внешних, так и внутренних. Но главное, что необходимо понимать: несмотря на то, что люди — как состояния — разные, в тоже время они конкретные и объективно существующие, и относительно своей природы взаимодействующие с внешней средой. Определяют человека не его степени заслуг и не приверженность какому-либо учению или религии, а то как индивид, как конкретное состояние во Вселенной взаимодействует с окружающим его миром. И вот уже из этого факта выводится следствие: что человек любит, чего в жизни достигает, во что он верит и какие он принимает решения.

Эйнштейн яркий тому пример. Он воспринимал ситуацию в квантовой физике со старых, классических позиций и так и не смог перестроиться, поверить, что в природе что-то может быть не до конца определено, не смог изменить свое мировоззрение, несмотря на свой бесспорно неординарный ум и интеллект. Разные люди — разное восприятие. Поэтому, на разные объективные и субъективные вещи люди будут всегда реагировать по-разному; и несмотря на то, что часто люди приходят к некоему согласию в каких-то вопросах, их взгляды всё равно не могут быть на сто процентов идентичными. Даже математики, рассматривая одни и те же математические задачи, видят их в разном контексте — воспринимают ситуацию разным мозгом, иначе они не находили бы новых решений в старых задачах [17].

Несмотря на то, что большинство ученых стараются мыслить в рамках имеющихся объективных данных, пытаясь понять в каком мире мы живем, именно субъективный взгляд отдельных индивидов двигает научное познание вперед. Сочетание объективно существующего конкретного индивида и его субъективности иногда дает результаты в виде нестандартных подходов и взглядов.

Гениальность

Субъективный мир существует у каждого свой, но какое дело до этого объективно существующему миру? Какое дело, например, вирусу или черной дыре до того, что вы про них думаете?

Стивен Хокинг никогда не стал бы тем ученым, которого мы знали, если бы не его болезнь. Именно его проблемы со здоровьем дали ему сильную мотивацию в научной работе, плюс, конечно, сыграла свою роль психологическая поддержка его первой жены Джейн. Таких факторов, которые сильно влияют на жизнь человека, у всех хватает сполна, правда, не все делают важные научные открытия.

Так что же делает человека гением? Его свободный выбор? Или действия сверхъестественных сил?

Человека делает гением состояние во Вселенной, которое его и определяет. А точнее, определенное сформировавшиеся состояние в нашем мире — конкретный индивид, может дать толчок к дальнейшему заметному развитию человеческого общества, например, в социально-культурной или научной сфере. Индивид формируется из объективно существующих причин и факторов, и нестандартные решения, называемые «гениальными» — это проявление конкретного состояния в конкретных, сложившихся для этого условиях [13, Ридли, С. 44,45], [18, Дмитриев]. Мы знаем это как озарения, как «эврики» определённых людей.

Тут можно увидеть аналогию с биологической эволюцией, но это не аналогия, а абсолютно один и тот же процесс: взаимодействие природных образований с окружающей их средой и результатами этих взаимодействий. Гении — это «положительные мутации» на уровне фенотипов, заметно продвигающие эволюционный процесс. Эти «мутации» (появление определенных индивидов), как и изменения в геноме, являются случайными (ненаправленными), но имеют под собой естественные причины для своего возникновения, а расширенные фенотипы (гениальные идеи этих индивидов) являются толчком для дальнейшей эволюции человечества.

Но мы не должны забывать, что для эволюции не бывает полезных или не полезных мутаций: существуют только изменения, случившиеся в конкретных условиях. И в зависимости от того, где и в каких условиях произошли эти изменения, мы будем говорить: или о движении «вперед», или о «тупике», который в биологии называется «вымиранием вида». Опять же, вспоминая Докинза, можно заметить, что разные идеи (мемы [19, Докинз, С. 291-306]) по-разному влияют на людей, на общество (или не влияют совсем) и тем самым участвуют в естественном эволюционном процессе.

Например, научная идея о существовании эфира была актуальна в свое время, в условиях формирования мнения об электромагнитных волнах как колебаниях некой среды. Но в научном сообществе того времени уже зрела революция, а идеи относительности уже проявлялись в интеллектуальной среде — в частности, в некоторых работах Маха, Лоренца, Пуанкаре и других. Но ключевую роль сыграла индивидуальность Эйнштейна: его глубокое понимание проблемы позволило ему осознать и окончательно четко сформулировать принципы относительности, в том числе, полностью отказавшись от среды в виде эфира.

Другой пример из истории человечества. Возможность проявиться националистической идеологии в Германии дали определенные условия, сложившиеся на тот момент — не только в немецком обществе и политике, но и во всем мире в целом. Последствия войны и Версальского договора, экономический и политический кризисы дали шанс проявить себя националистическим настроениям в немецком обществе особенно остро. А интеллектуальный пласт, сформированный мыслящей частью мирового общества XVIII-XX веков в виде мальтузианства, социального дарвинизма и евгеники, стал идеологическим фундаментом для развития идей национализма [13, Ридли, С. 218–229]. Нужна была только искра. Гитлер как индивид подошел идеально: убедительный оратор, самоуверенный лидер, маниакально верящий в правоту своих идей и в немецкую национальную исключительность.

Появление таких людей, их решений и действий — совершенно естественный процесс. Для эволюции это не есть плохо и не есть хорошо, так как она слепа и безлика — несмотря на однозначную оценку нацизма и его последствий в мировом сообществе — и в частности автором статьи.

Говоря о неординарных личностях в науке, кажется, что, не появись они на белый свет или произойди в их жизни какой-нибудь несчастный случай до момента их озарений, эти открытия всё равно бы произошли, но уже с помощью других людей и в другое время. И да, примеры формирования специальной теории относительности Эйнштейна и теории эволюции Дарвина как бы говорят нам об этом — ведь условия для возникновения этих теорий были уже созданы. Правда, события, связанные с личностью Гитлера, кажутся не такими однозначными: влияние этого человека на события XX века видится довольно весомым. Погибни бы Гитлер на войне в Первую мировую или позже, от одного из многих организованных на него покушений, ход истории однозначно был бы сильно изменен. Но что важно: появление и Дарвина, и Эйнштейна, и Гитлера, и кого бы то ни было — это естественный процесс, основанный на причинно-следственных связях в нашем мире; формирование любых индивидов или событий является закономерным результатом вследствие множества взаимодействий в одной системе. Вычленять или выдергивать из этого процесса какие-либо объекты, конечно, можно, но надо понимать, что они находятся во взаимосвязанности и взаимозависимости с другими объектами, которые также являются частью единого мироустройства и имеют естественные причины своего появления здесь и сейчас — в конкретной точке пространства-времени.

Мы воспринимаем историю как череду свершившихся фактов, но часто не осознаем, что процессы в биологической эволюции и процессы в обществе — это по сути одно и тоже. Ведь все происходящие якобы случайные события всегда входят в рамки естественных законов нашей Вселенной. Случайность здесь имеет смысл только как ненаправленность и бессмысленность относительно конкретных наблюдателей — в нашем случае людей. Вселенной же — всё равно куда и какой смысл мы вкладываем.

В своей книге «Эволюция всего» Мэтт Ридли всё время пытается противопоставить эволюционное развитие процессов в человеческом обществе — случайное, ненаправленное развитие — развитию направленному: расчетливому планированию и централизованному контролю. Он как будто не понимает, что природа никоим образом неразделима в принципе. Не существуют отдельно эволюционное и не эволюционное развитие — все процессы в природе естественные, потому что происходят в рамках одной Вселенной, в рамках одних правил и законов. Кажущиеся нам планирование и контроль — это та же часть общих эволюционно-природных процессов, только глазами антропоцентричного вида. Перефразируя Феодосия Добржанского, можно сказать: ничто в мире не имеет смысла кроме как в свете эволюции. А в эволюции, как известно, что-то конкретно сформированное никогда не имело статуса направленной цели.

Источники:

1. Никитин М. Происхождение жизни. От туманности до клетки. М.: Альпина нон-фикшн (Серия PRIMUS), 2016. 542 с.

2. Ламарк Ж. Избранные произведения в двух томах. Т.1. М.: Издательство академии наук СССР, 1955. С.229–231.

3. Кунин Е. Логика случая. О природе и происхождении биологической эволюции. М.: ЗАО Издательство Центрполиграф, 2014. С. 49–52,58,127–129.

4. Докинз Р. Расширенный фенотип: длинная рука гена. М.: Издательство АСТ: COPRUS, 2016. С. 337–341.

5. Аносов И.П., Кулинич Л.Я. Основы эволюционной теории. К.: Твiм iнтер, 1999. [Электронный ресурс]: Электронная версия книги. С. 161–169. Систем. требования: Adobe Acrobat Reader. Страница для загрузки файла — URL: https://www.studmed.ru/view/anosov-ip-kulinich-lya-osnovy-evolyucionnoy-teorii-1999_b9590219359.html?page=1  (дата обращения: 23.11.2021)

6. «Что паслось, то и жрали»: Станислав Дробышевский о жизни в палеолите. [Электронный ресурс]: Шутова Е. XX2 ВЕК. 2021. URL: https://22century.ru/popular-science-publications/lets-talk-about-the-paleolithic (дата обращения: 30.07.2021).

7. Анохин П.К. Очерки по физиологии функциональных систем. М.: Медицина, 1975. С. 22,23,32,35.

8. Биология поведения человека: Лекция #6. Генетика поведения, I [Роберт Сапольски, 2010. Стэнфорд]. [Электронный ресурс]: YouTube. Канал: Vert Dider. URL: https://www.youtube.com/watch?v=lfo1a8EaNV0&list=PL8YZyma552VcePhq86dEkohvoTpWPuauk&index=6 (дата обращения: 17.12.2021)

9. Элиэзер Штернберг. Нейрологика: Чем объясняются странные поступки, которые мы совершаем неожиданно для себя. М.: Альпина Паблишер, 2018. С. 92–99, 181–208.

10. Деан С. Сознание и мозг. Как мозг кодирует мысли. М.: Карьера Пресс, 2018. С. 63,117,150,209,244–246,251,252,267–270,274–276.

11. Газзанига М. Кто за главного? Свобода воли с точки зрения нейронауки. М.: Издательство АСТ: CORPUS, 2021. С. 65–82, 93–97.

12. Аль-Халили Д., Макфадден Д. Жизнь на грани. Ваша первая книга о квантовой биологии. СПб.: Питер, 2017. 416 с.

13. Ридли М. Эволюция всего. М.: Издательство «Э», 2017. С. 44,45,172,218–229.

14. Сапольски Р. Биология добра и зла: Как наука объясняет наши поступки. М.: Альпина нон-фикшн, 2020. С. 14.

15. Велманс М. Как отличать концептуальные моменты от эмпирических при изучении сознания // Методология и история психологии. 2009. Т. 4, вып. 3. С. 42–54. [Электронный ресурс]. Систем. требования: Adobe Acrobat Reader. URL: http://mhp-journal.ru/upload/2009_v4_n3/2009_v4_n3_04.pdf (дата обращения: 17.12.2021).

Chalmers, D. J. Facing up to the Problem of Consciousness // Journal of Consciousness Studies. 1995. Vol. 2, № 3. P. 200–219.

16. Нагуманова С.Ф. Существует ли разрыв в материалистических объяснениях психики? Вопросы философии. 2007. № 1. С. 90–105. Систем. требования: Microsoft Office Word. URL: https://tinyurl.com/2p8zknxz (дата обращения: 17.12.2021).

Thomas Nagel. What Is It Like to Be a Bat? // The Philosophical Review. 1974. Vol. 83, № 4. P. 435–450.

17. Григорий Перельман. [Электронный ресурс]: YouTube. Канал: Экономика ТВ. URL: https://www.youtube.com/watch?v=-56qGNDh6_k (дата обращения: 10.07.2021).

18. Дмитриев И. Упрямый Галилей. М.: Новое литературное обозрение, 2015. 848 с.

19. Докинз Р. Эгоистичный ген. М.: Издательство АСТ: COPRUS, 2017. С. 291–306.

Дополнительная литература:

• Рамачандран Вилейанур С. Мозг рассказывает. Что делает нас людьми. М.: Карьера Пресс, 2016. 422 с.
• Марков А. Эволюция человека. Кн. 1. Обезьяны, кости и гены. М.: Издательство АСТ: COPRUS, 2017. 464 с.
• Марков А. Эволюция человека. Кн. 2. Обезьяны, нейроны и душа. М.: Издательство АСТ: COPRUS, 2017. 512 с.
• Кукушкин Н. Хлопок одной ладонью: Как неживая природа породила человеческий разум. М.: Альпина нон-фикшн, 2020. 542 с.
• Хокинг С. Краткие ответы на большие вопросы. М.: Бомбора, 2019. 256 с.

1. Афферентация обратная — термин, предложенный П. К. Анохиным для обозначения принципа работы функциональных систем организма, заключающегося в постоянной оценке полезного приспособительного результата путем сопоставления его параметров с параметрами акцептора результата действия [Большой медицинский словарь 2000].
2. В истории судебных процессов в похожих ситуациях были и другие решения: Сомнамбула. Осужденный за сон. [Электронный ресурс]: Денис Тулинов. Троицкий вариант. 2010. URL: https://trv-science.ru/2010/08/somnambula-osuzhdennyj-za-son/ (дата обращения: 10.07.2021).
3. «По моему мнению, он был болен. […] Наличие психической болезни еще не означает, что человек будет признан невменяемым. […] Тогда я отвечу вам так: по новому Уголовному кодексу Чикатило мог быть признан ограниченно вменяемым. Это означает назначение принудительного лечения в условиях отбытия наказания»… — Цитата А. О. Бухановского. Специалист по монстрам. Человек, который «вычислил» Чикатило. [Электронный ресурс]: М. Дейч. Интервью с Бухановским А. О. Московский комсомолец. 2003. URL: https://www.mk.ru/editions/daily/article/2003/10/24/124997-spetsialist-p… (дата обращения: 10.07.2021).
4. «Психиатр и психоаналитик Д. Ю. Вельтищев составил следующий психологический портрет Чикатило: «С детских лет характер Ч. отличался замкнутостью, повышенной ранимостью, сенситивностью и тревожностью. Трудности контактов со сверстниками, особенно с девочками, боязнь попроситься в туалет во время уроков, обратиться к незнакомым людям были связаны с переживаниями собственной неполноценности, которые компенсировались необычными увлечениями: рисованием карт, построением численных рядов, — а позднее увлечением идеями сталинизма, переписыванием имен коммунистических вождей. В своих фантазиях он представлял себя генеральным секретарем партии, выступающим с трибуны. Переживание враждебности окружающего порождало чувство ненависти, возрастающее с годами. Постепенно стирались депрессивные состояния — с проявлением бессильной ярости, переживанием чувства обиды и ощущении собственной неполноценности. Началась переоценка собственной личности, появились мысли о собственной исключительности. Наиболее ярко это прослеживается в подростковом возрасте, когда возникшее чувство неполноценности, связанное с неудачным сексуальным опытом, компенсировалось повышенным интересом к учебе, увлечением марксистской философией, ожиданием скорого коммунизма как избавления от несправедливости и враждебности окружающего мира»». —Кривич М., Ольгин О. Товарищ убийца. М.: Текст, 1992. — 352 с.