О дивный мир ОИ. Разбирая оперу Виктора Аргонова
Андрей УставщиковВ октябре 2018 года группа музыкантов-интеллектуалов, называющая себя Complex Numbers, завершила работу над визуализацией своей техно-оперы «Мы, XXII век». По многим причинам опера ярко выделяется среди всего музыкального наследия современной России: в первую очередь своим скрупулёзным подходом к музыкальным и вокальным партиям, а также футуристично-философской направленностью. При всём восхищении проектом в целом, здесь нам придётся абстрагироваться от музыки и сосредоточиться на транслируемых ею смыслах, за которые ответственен Виктор Аргонов – учёный, музыкант и трансгуманист из Владивостока.
Техно-опера поднимает важные философские вопросы, касающиеся трансгуманизма, гедонизма, утилитаризма и философии сознания. По ходу сюжета героя, очнувшегося от криогенного анабиоза, знакомят с миром будущего, который настолько непохож на всё привычное нам, что сложно сказать определённо, утопия перед нами или её жестокая противоположность. В финале присутствует некоторая недосказанность, позволяющая нам самим сделать выводы о будущем, нарисованном Аргоновым.
Как и современная фантастика, опера ожидаемо наполнена отсылками к близким по духу фантастическим произведениям. Само название «Мы, XXII век» отсылает сразу к двум значимым книгам советской фантастики: к антиутопии Замятина «Мы» и утопии Стругацких «Полдень, XXII век», что уже намекает на неоднозначность мира, который нам покажут. На протяжении всей оперы прослеживаются аллюзии к Хаксли, Лему и Лавкрафту, а сюжет в целом демонстрирует искреннюю увлечённость трансгуманистской проблематикой среди тех, кто причастен к созданию сего произведения.
Наибольший интерес вызывает аргоновское решение проблемы сознания, которое представляется как неизбежное следствие технического и общественного прогресса. В опере объясняется, каким образом концепция Закрытого Индивидуализма (ЗИ)1 сменилась на концепцию Открытого Индивидуализма (ОИ)2.
Многие философы считали, что смысл человеческого существования – в стремлении к счастью, и описанная (в опере – прим. ред.) наука будущего придумала искусственные методы воздействия на мозг, делающие людей по-настоящему счастливыми. Главенствующим мировоззрением стал гедонистический утилитаризм: высшей ценностью провозглашалась максимизация счастья. Наука смогла приблизиться к пониманию того, что есть сознание (душа), выделив в мозге небольшой отдел НКС (нейрокоррелят сознания), ответственный за «внутренний мир» и чувства. Оказалось, что его аналоги есть не только у животных, но и у растений, и даже неживой материи. Хоть это и было непросто доказать в каждом из отдельных положений, концепция ОИ оказалась наиболее подходящей для всё более киборгизирующихся людей будущего, а позиция ЗИ стала терять популярность. По ходу сюжета, герой узнаёт, что в 2090 году пост-люди объединили свои НКС в одну сеть, в которой каждый имел множество тел и знал чувства других. Таким образом, «ОИ так и не был доказан, но технически стал будничной реальностью».
Мы создали мир искусственного счастья,
И ты носишь в себе свет его.
Мы душу твою своей считаем частью;
Прости, ради себя вторглись мы в неё…
Вопрос, считать ли мир будущего, созданный Complex Numbers, утопией или антиутопией – это вопрос о том, отстаиваем ли мы позицию ЗИ или принимаем концепцию ОИ. В качестве весомой идеологической предпосылки произошедшей мировоззренческой революции Аргонов называет «слежку всех за всеми». Технологии будущего способствовали тому, что каждый мог следить за другим, тем самым снижая конфликтность и побуждая людей быть открытыми и честными друг с другом. «Чем меньше в обществе оставалось тайн, тем меньше выгод давало деление на «я» и «не я»».
Изучая медиафилософию и современные системы информационного слежения, непросто сохранять оптимизм перед грядущими перспективами слежки, надзора и подчинения, которые сулят современные технологии. Да, корпорации собирают информацию о нас буквально с каждого лайка, и нет сомнений, что в будущем данные для, так сказать, «контекстной рекламы» будут собираться и накапливаться с человека уже с момента его рождения, если не раньше. Поэтому и интересны предложенные перспективы «слежки всех за всеми», которые должны привести ко всеобщей выгоде.
Читайте также
Если всерьёз рассуждать о позитивных перспективах такого пути в контексте современного общества, то главным обеспечением его работоспособности представляется, прежде всего, существенное изменение законодательства. Опыт российского государства (и не только) показывает, насколько просто можно засадить за решётку кого угодно: на каждого да найдётся какая-нибудь статья. Вот только один окажется в тюрьме за убийство или изнасилование, а другой – за репост мемасов. В некоторых странах можно попасть в тюрьму за атеизм и гомосексуальность. Вопиющее различие между настоящим преступлением и «ненастоящим» очевидно и заключается в наличии жертвы преступления либо отсутствии оной. Если жертвы нет – то нет и преступления. Законодательная реформа, вычёркивающая из уголовных кодексов статьи за употребление наркотиков, проституцию, информационное «пиратство» и т.д. значительно повлияла бы на скорую смену мировоззренческой парадигмы: мы получили бы общество, членам которого нечего скрывать (разумеется, деятельность, связанная с насилием и покушением на свободу других индивидов, остаётся преступлением). Подобное мировоззрение обуславливает честное и свободное развитие человека с теми лишь издержками, что теперь все смогут за нами наблюдать и быть в курсе всего, что мы делаем. Таким образом, технологии будущего, ответственные за «слежку всех за всеми», из страшного средства массового контроля превращаются, как в старые добрые времена говорили о Кольте, в великих уравнителей. Технологии, навязывающие нам культуру честности и открытости, наносят удар не по самим людям, а по их глубокому чувству интимности. Гомосексуалу не нужно бояться, что окружающие узнают, что он гомосексуал. Наркоману не нужно «садиться на измену» из-за того, что его развлечения станут достоянием общественности. Единственные, кто проиграют в случае тотальной слежки, – это те, кто имеют раздутое эго и наивность полагать, что никто другой не занимается чем-то, что они считают постыдным. В рамках оперы такие люди могут быть определены как последовательные сторонники ЗИ, которым не нашлось места в открытом мире будущего, поэтому они буквально растворяют своё эго в океане безусловной любви, сливаясь с Абсолютом. Мораль сей футуристической сказки такова: желаете вы того или нет, вы всё равно не сможете убежать от Другого. Выход, который предлагает нам Complex Numbers – самому стать Другим, поскольку это единственный путь к осознанию, что Другого – нет, и всё едино.
