Преодолевая онто-таксономию: тройственное решение от Грэма Хармана
Глеб БакуновОбъектно-ориентированная онтология Грэма Хармана подразумевает приверженность плоской онтологии, которая отвергает иерархическое отношение к сущностям. Харман считает онто-таксономическое мышление существенным изъяном, типичным для большинства мыслителей “разрыва” — от Декарта и Канта до корреляционистов. Преподаватель Университета Мальты Ники Янг предпринимает попытку раскрыть хармановскую критику онто-таксономии и конкретизирует в результате три фундаментальных убеждения философа. Статья “Only Two Peas in a Pod: On the Overcoming of Ontological Taxonomies” вышла в Symposia Melitensia1 и была отмечена самим Грэмом Харманом в его блоге как “особенно хорошая”, что подтверждает её релевантность концепциям объектно-ориентированной онтологии. С любезного разрешения автора мы публикуем перевод этой статьи с английского.
В своей книге 2016 года «Сломанный молот Данте» Грэм Харман впервые выдвигает неологизм «онтологическая таксономия» или «онто-таксономия» и объявляет это «главной целью» своей «объектно-ориентированной онтологии» (2016а, p. 233). Термин, однако, появляется только на нескольких страницах ближе к середине текста и на сегодняшний момент почти не используется в многочисленных публикациях Хармана, за одним заметным исключением – его недавно опубликованной статьи «Единственный выход из современной философии» (2020). Эта концепция также в значительной степени игнорировалась мыслителями, широко работающими в области ООО и вокруг неё. Однако я считаю, что это упоминание важно и что такое пренебрежение им прискорбно. По этой причине моя цель состоит в том, чтобы сформулировать идеи Хармана в отношении его критики «онто-таксономии» с тем, чтобы показать, что фундаментальные принципы его философии в конечном итоге могут быть выведены из этого объяснения. Чтобы достичь цели, я сначала сделаю обзор оценок «онто-таксономии» в свете других критических замечаний, таких как критика «корреляционизма» Квентина Мейясу и критика «онто-теологии» Хайдеггера. Затем я перейду к построению этого критического замечания в связи с предложенным Харманом тройственным разрешением онто-таксономического мышления.
Онто-таксономическая мысль
«Онтологию» можно в широком смысле понимать, как изучение Бытия как такового. Термин «таксономия», в свою очередь, относится к науке, занимающейся разграничением и классификацией. Таким образом, неологизм «онто-таксономия» объединяет оба этих термина. Он был изобретён американским философом Грэмом Харманом для критики глубоко укоренившейся философской тенденции постулировать категориальное различие – или таксономию – между двумя исключительными онтологическими областями. Можно сказать, что онто-таксономический жест обычно протекает следующим образом. Он начинается с ограждения ряда якобы выдающихся черт, присущих определенному виду сущности (being). Из этого затем он неявно переходит в необоснованный вывод о том, что эти якобы уникальные и исключительные особенности должны наделять такую сущность экстраординарным онтологическим статусом, который служит для четкого отграничения её от других существующих (existents) (2016a, p. 230). Харман утверждает, что средневековая философия присвоила этот привилегированный статус Богу, который был наделен серией «пустых сверхъестественных вещей», призванных категорически замаскировать и отделить такую сущность – первичное Бытие (the ultimate Being) – от остальной части Его творения (2016a, p. 230). Однако с момента зарождения современной философии эта привилегированная роль, отведенная Богу, все больше смещалась в сторону человека. Таким образом, в её модерновых и современных формах онтология навязывает ложное «априорное […] разделение между» двумя фундаментальными онтологическими областями. Одна предназначена исключительно для людей (как высших моральных и рациональных агентов) и их продуктов (культуры, творчества и технологий), а другая предназначена для всего остального, что предположительно не является человеческим (например, механического или иррационального) или не формирует части его, человека, уникальных черт (Harman 2016b, p. 5).
Онтотеология, онтотаксономия и корреляционизм
В «Сломанном молоте Данте» Харман прямо заявляет, что его термин «онто-таксономия» разработан «по аналогии» с Хайдегеровской критикой «онто-теологии» (2016a, p. 237). Как хорошо известно, Хайдеггер утверждает, что западная метафизика «в высшей степени была одновременно онтологией и теологией» или «онто-тео-логией» (2002, p. 54). Для него метафизика — это онтология в той мере, в какой она стремится идентифицировать самый основной вид бытия. Одновременно с этим, это также и теология в той мере, в какой она пытается дать отчет «о совокупности сущих как таковых», объясняя их бытие в терминах «высшего, обосновывающего всё сущего» (Хайдеггер, 2002, pp. 70–71). Если сформулировать точнее, «онто-теология», таким образом, критикует идею о том, что существует один фундаментальный вид сущностей (entity), действующий как основание для всех остальных. Однако я придерживаюсь мнения, что критика онто-таксономии Хармана шире по своему охвату, поскольку по существу критикует положения, которые постулируют по крайней мере две категории сущих в основе Бытия, а не одну. Так, например, Харман впоследствии критикует Хайдеггера за то, что тот, успешно разрабатывая критику последнего утверждения, лишь неизбежно становится жертвой утверждения первого, устанавливая постоянную (кор)реляцию – или «со-владение (co-propriation)» – между двумя в конечном счёте различимыми доменами, а именно доменами Sein (или «Бытие») и Dasein (данное наименование, за отсутствием лучшего слова, может быть переведено приблизительно – но небезупречно – как «человек»).
В связи с этим необходимо отметить, что различные исторические формы онто-таксономии либо постулировали априорный разрыв (a priori fissure), отделяющий людей от всего остального, либо априорную относительную связь (a priori relational bond) между ними. Первая позиция типична для тех, кого я предлагаю назвать онто-таксономическими мыслителями «разрыва», таких как Декарт и Кант, которые постулируют фундаментальную пропасть между разумом и телом или ноуменами и явлениями соответственно. Последнее положение, в свою очередь, приписывается различным «корреляционистским» мыслителям, которых критикует современный французский философ Квентин Мейясу в его теперь уже основополагающей работе под названием «После конечности» (2008) и в других работах (2016). Грубо говоря, термин «корреляционизм» может использоваться для обозначения различных философий, которые провозглашают постоянные и привилегированные отношения между людьми и всем остальным, так что становится невозможным мыслить Бытие – или отношения между сущими – независимо от людей и наоборот (Meillassoux 2008). Несмотря на бесчисленное множество отличий между разными мыслителями «разрыва» и «корреляционистами», тем не менее можно сказать, что все их убеждения являются, в конечном счете, онто-таксономическими. Это связано с тем, что они взаимно исходят из необоснованного предположения о том, что есть две и только две отдельные области, которые либо нуждаются в медиальном соединении («онто-таксономия разрыва»), либо всегда уже соединены («корреляционная онто-таксономия»). Последний пункт имеет решающее значение и, следовательно, требует особого внимания, поскольку он намекает на важные различия между критикой «корреляционизма» Мейясу и критикой «онто-таксономии» Хармана, а также ставит под сомнение степень, в которой движение «Спекулятивного реализма» можно охарактеризовать как единодушное в своей критике «корреляционизма», как время от времени утверждалось (Gratton 2014; Sparrow 2014; Young 2020). Продолжая тему, Мейясу утверждает, что все формы «корреляционизма» влекут за собой допущение, что «у нас всегда есть доступ только к корреляции между мышлением и бытием», а не к «любому термину, рассматриваемому отдельно от другого» (2008, p. 5). Учитывая цель и объем данной статьи, я не могу вдаваться в подробности этого материала. Однако для данной работы достаточно отметить, что конкретный путь Мейясу за пределы «корреляционизма» включает приверженность «спекулятивного материализма» идее о том, что человеческий разум, в принципе, способен получить доступ к некоррелированному Абсолюту (Meillassoux 2008; Meillassoux 2016; Harman 2013b, p. 25). Тем не менее, можно заметить, что для Хармана и «корреляционизм», и предполагаемый «материалистический» проход (passageway) Мейясу за пределы последнего на самом деле остаются привязанными к онто-таксономическому мышлению, поскольку оба направления по существу начинают с акцептации категорического различения между мыслью и сущим, субъектом и объектом, природой и культурой и так далее, «и просто [хотят] показать, что эти две области не так разделены, как думают некоторые люди» (Harman 2016a, p. 239, курсив мой).
Читайте также
Из вышесказанного ясно, что Харман отвергает онто-таксономическое убеждение, будто люди «настолько отличаются по своему характеру от всего остального, что они заслуживают совершенно иной, своей собственной онтологической категории» (2016b, p. 98). Вопреки такому предположению он утверждает, что любое «различие между [онтологическими областями] должно быть заработано (earned), а не вынуто из-под полы семнадцатого века как предполагаемые самоочевидные истины» (2016b, p. 98). Конечно, Харман признает, что у людей есть характеристики, отличающие их от других существ. Он приводит в пример высокий уровень мышления и речи, способность к подавлению и тот факт, что мы исторические существа (2016a, p. 230). Тем не менее, он настаивает на том, что эти различия в конечном итоге являются лишь различиями в степени, и что они, следовательно, «[не] оправдывают основание онтологии на таксономическом дуализме между людьми с одной стороны и всеми триллионами нечеловеческих сущностей с другой» (2016а, p. 230).
Проблема с онто-таксономическим мышлением
Харман считает онто-таксономическое мышление серьезной проблемой по следующим трем фундаментальным причинам. Во-первых, он утверждает, что задачей онтологии должно быть «обсуждение свойств всех сущих как таковых» (2016a, p. 230, курсив мой). Тем не менее таксономические философии «замыкают накоротко» эту цель путем создания двух-ярусной онтологии, которая «[решает] заранее, что базовые онтологические структуры могут быть прочитаны непосредственно из, казалось бы, особых черт привилегированных сущих» (2016a, p. 231). Во-вторых, «онто-таксономия» считается полностью антропоцентрической по своему пределу познания и убеждению, поскольку предполагает строгое категориальное различие между человеком и природой или культурным и естественным. Наконец, «онто-таксономия», как утверждается, ведет к «интеллектуальному разделению труда» (2016a, p. 231), при котором философии запрещается иметь возможность обсуждать меж-объектные отношения независимо от свидетелей-людей; гуманитарные науки должны иметь дело только с предположительно уникальными человеческими качествами и занятиями, в то время как обсуждение отношений между нечеловеческим отнесено к точным наукам (2016a, p. 232). Более того, «онто-таксономия», с точки зрения Хармана, также неспособна должным образом рассматривать и присваивать онтологическое достоинство различным типам технологических и социальных объектов как самостоятельным независимым силам (2016a, p. 231).
Обсудив в некоторой степени проблему онто-таксономии, я теперь перейду к вопросу о том, как конкретная форма «объектно-ориентированной онтологии» (ООО) предлагает возможную альтернативу такому мышлению. Я считаю, что предложение Хармана о выходе за рамки онто-таксономии включает в себя три взаимосвязанных убеждения, которые, можно сказать, составляют основу его мышления. Я предлагаю назвать эти три убеждения «онтологической демократией», «онтологическим аккреционизмом» и «невзаимной запутанностью». Ниже я рассмотрю каждое из них по порядку.
Онтологическая демократия
Первый шаг Хармана за пределы онто-таксономического мышления предполагает принятие «онтологически демократической» точки зрения. Эта особая позиция подчеркивает незаменимое существование бесконечного числа единичных сущностей – или того, что Харман называет «объектами», – каждая из которых обладает равным достоинством как «объект» (qua «object») (Harman 2013a, p. 6). Можно сказать, что онтодемократия влечет за собой «плоскую» онтологию (а не «иерархическую», как в онто-таксономии), которая запрещает поспешное предположение о любых четко определённых различениях между категориями сущностей. Следовательно, это «нейтральный монизм» в той степени, в которой он полагает Бытие целиком состоящим из объектов, но также и «плюрализм», поскольку он утверждает, что существует бесконечное число индивидуальных единиц (Harman 2009b, p. 279).
Однако важно отметить, что онтологическая демократия не предполагает утверждения о том, что все объекты в точности подобны, и что люди, следовательно, есть тоже самое, что и кучка выброшенного мусора. Скорее, это включает приверженность утверждению, что «все объекты являются одинаковыми объектами» и что, следовательно, не существует a-priori категориальной разницы между естественными, технологическими, культурными или научными сущностями; арахис, мой сосед Пол, COVID-19, горшок, сковорода, мой ноутбук, пистолет, плутоний и Польша – всё это на самом деле объекты в этом конкретном смысле. Учитывая этот довольно обширный каталог сущностей, можно рискнуть и спросить, каковы будут критерии «объектности» в конкретной схеме Хармана.
Можно отметить, что трипл-О придает термину «объект» особенно широкие границы, принимая его за то, что онтологически несократимо (ontologically irreducible). Другими словами, и в первую очередь, что-либо может считаться объектом до тех пор, пока оно не может быть редуцировано вниз – или «подорвано» (undermined) – не более чем на свои окончательные составляющие части, или редуцировано вверх – или «надорвано» (overmined) – не более чем на свои отношения и воздействия на людей или другие объекты (Harman 2013c). Эти формы «подрыва», в свою очередь, составляют «отрицательные» тезисы ООО об объектах, поскольку они стремятся объяснить, чем объект не является. Тем не менее система Хармана также определяет более «положительные» характеристики объектов. Вкратце, его модель различает реальные и чувственные объекты (RO и SO). Утверждается, что объекты в первой категории существуют автономно от их отношений, в то время как объекты в последней существуют только в связи с каким-либо другим объектом, будь то человек или иное. Более того, Харман утверждает, что каждый из этих объектов существует в напряжении со своими собственными реальными и чувственными качествами (RQ и SQ) (Harman 2011). Вместе то, что я здесь называю «отрицательным» и «положительным» тезисами объектов, составляет краеугольный камень ООО.
Читайте также
Принимая во внимание все это, можно резюмировать, что представление Хармана об «объектах» включает не только «средне-размерные» сущности, но также технологические и социальные сущности, вымышленные персонажи, математические объекты, события, множества и исторические объекты. Хотя это, безусловно, квалифицируется как то, что было названо «либеральным» толкованием «объектности» (Morelle 2016; Wolfendale 2014), я считаю, что этот «либеральный» – или, скорее, «демократический» – подход мог бы стать лучшей отправной точкой для создания онтологии, чем подход, основанный на поспешном сокращении какого-либо предполагаемого класса сущностей до некоторого более базового корня, как в случае с «онто-таксономиями».
Онтологический аккреционизм
Второй шаг Хармана за пределы онто-таксономического мышления влечет за собой то, что я предлагаю назвать «онтологическим аккреционизмом». Это предполагает отказ от жесткого разделения между естественными субстанциями и искусственными агрегатами, постулированного такими мыслителями, как Аристотель и Лейбниц. Это связано с тем, что такое различение предоставляет статус субстанции (или «объекта») определенным привилегированным группам за счет других, а также создает иерархическую таксономическую теорию «двух миров», содержащую один фундаментальный слой базовых или естественных сущностей и другой производный слой относительных, искусственных или технологических агрегатов. Можно отметить, что Харман отвергает такие положения о «двух мирах», поскольку они неявно подразумевают «онто-таксономическое» отрицание обсуждаемого выше тезиса об «онтологической демократии».
Действительно, Харман утверждает, что в каком-то смысле ни один «объект» «вообще не имеет частей» (2005, p. 93), поскольку в первую очередь является инфраструктурным единством, а не совокупной суммой частей. Тем не менее, он утверждает, что каждый объект, в другом смысле, в то же время состоит из частей и, следовательно, является «множеством, которое также в некотором роде является одним» (2005, p. 96, курсив мой). Другими словами, каждый реальный объект всегда создается из того, что Харман называет «внутренними связями» (domestic relations) (2009a, p. 135) между его составными частями, но, тем не менее, также «объединяет [эти части] в возникающую реальность, которая имеет подлинные, свои собственные качества» (2010b, p. 15, курсив мой). В этом контексте не стоит забывать, что Харман проводит «абсолютное различение» (2009a, p. 135) между «внутренними связями» и «внешними связями» объекта. Первые относятся к связям, «необходимым в некоторой степени для того, чтобы вещь могла существовать», тогда как последние относится к «внешним альянсам, в которых [объект] не нуждается» (2009a, p. 135). Тем не менее, Харман утверждает, что реальный объект не исчерпывается своими «внутренними» или «внешними» связями; объект всегда (относительно) онтологически независим от своих «внутренних связей», поскольку он явствует (emerges) сверх и над (over and above) своими составными частями. Он также онтологически независим от своих «внешних связей», поскольку может реконфигурировать альянсы с объектами, с которыми имеет связи (Harman 2009a, pp. 135, 188). Таким образом, Харман утверждает, что все связи – будь то внутренние или внешние – в конечном итоге должны быть внешними по отношению к их окружению (2009a, p. 188). В качестве иллюстрации: отдельный молот относительно автономен – или «изъят» (withdraws) (Harman 2002) – из своих внешних связей с другими, и поэтому действует как единое целое «по отношению к своему окружению» (2002, p. 171). Тем не менее, молот сам по себе также является «относительным составом своих внутренних элементов» (2002, p. 171).
Это, в свою очередь, для Хармана означает, что сам молот «вообще не находится в основании Вселенной, поскольку под ним роится слой составных частей, под тем – другой слой и так далее» (2011, p. 112), так что все объекты «разлагаются на дальнейшие [сущности] ad infinitum» (2002, p. 279). Более того, Харман добавляет к этому описанию еще один важный поворот, утверждая, что «если каждая сущность уже состоит из набора отношений», то из этого также следует, что «каждое отношение также ipso facto является новой сущностью» (2002, p. 260). Таким образом, он по существу утверждает, что, когда объекты «вступают в подлинные отношения», отношение само по себе порождает новый реальный объект, который «имеет идентичность и глубину, которые не принадлежат ни одной из его частей, и который также не сократим (irreducible) до всех его текущим воздействий на другие объекты или до знания, которое мы можем иметь о нём» (2005, p. 85). Важно отметить, что некоторые реальные объекты также могут быть «гибридными объектами», объединяющими смесь природных, социальных и технологических элементов. Учитывая вышеизложенное, очевидно, что Харман отстаивает беспредельно-слоистую модель, в которой реальный мир представляет собой открытую систему, «состоящую из объектов, завернутых в объекты, завернутые в объекты, завернутые в объекты» (2005, p. 85). Кроме того, следует отметить, что Харман защищает бесконечную регрессию объектов как единственно возможную альтернативу двум другим моделям реальности, которые он считает несостоятельными, а именно тем, что постулируют конечный (finite) регресс объектов – то есть модели теоретиков классической материи – или отсутствие регресса объектов вообще – то есть «философии человеческого доступа» (Харман, 2002, p. 293).
Невзаимная запутанность
Критика онто-таксономии Хармана в конечном итоге влечет за собой приверженность тому, что я называю «невзаимной запутанностью», которая, в свою очередь, представляется как разрешение возможного онто-таксономического постулата о «мире», состоящем из имманентных, глобально запутанных, сущностей, стоящих в оппозиции к человеческой трансцендентности.
Как я уже отмечал ранее, отправная точка рассуждений Хармана состоит в том, что отдельные объекты нельзя «превратить» в их отношения, и поэтому их следует понимать как существующие независимо от последних; они существуют автономно (или «изъяты») от своих прямых внешних связей. Тем не менее, он также настаивает на том, что реальные объекты должны одновременно иметь возможность косвенного запутывания и влияния, иначе не могло бы происходить изменений (2005, p. 1). Эта одновременная возможность прямого «изъятия» и непрямого взаимодействия, в свою очередь, приводит Хармана к идее, что реальные объекты должны «касаться без касания» (2005, p. 215), посредством процесса, который он именует «викарной (заместительной) причинностью» (vicarious causation) (2012). Харман (inter alia, 2005, p. 224; 2009, p. 147) часто явно описывает «заместительную причинность» в терминах трех основных характеристик, утверждая, что всякая причинность обязательно является заместительной, буферной и асимметричной. Однако я считаю, что этот список можно расширить, включив в него еще три основные характеристики, поскольку для Хармана причинность также соблазнительна, бинарна и эстетична. Из-за ограничений по объему я здесь лишь кратко резюмирую каждую из этих функций.
Читайте также
Причинность и влияние для Хармана могут быть только «викарными». Один из основных тезисов трипл-O заключается в том, что объекты автономны друг для друга или «изъяты» из своих связей. Это, в свою очередь, приводит к тому, что объекты могут взаимодействовать только через прокси-посредничество соблазняющего (alluring) связующего дублера – или того, что Харман называет «чувственным объектом» – который действует в качестве заместителя или «викария», соблазняя «изъятый» реальный объект (Харман, 2012, p. 200). Причинность буферизируется постольку, поскольку «чувственные» или «относительные» заместители препятствуют прямому контакту между реальными объектами (Harman 2009, p. 221). Причинность, в свою очередь, асимметрична в двух взаимосвязанных отношениях. Она асимметрична в том смысле, что реальный объект изначально взаимодействует с чувственным посредником, а не с реальным (2012, p. 200). Она также асимметрична потому, что, как утверждает Харман, некоторое взаимное влияние между двумя реальными объектами не является результатом взаимного взаимодействия, а скорее «частным случаем двух одновременных односторонних отношений, в которых два объекта взаимодействуют друг с другом независимо друг от друга» (2010a, p. 96, курсив мой). В свете этого второго смысла асимметрии можно увидеть, что причинность также является бинарной в том смысле, что взаимодействия, по Харману, происходят исключительно между двумя объектами (2009, pp. 208-209), так что в примерах, «где более двух объектов кажутся связанными […], будет либо медленное срастание пар элементов, либо центральный элемент, который независимо соотносится с каждым из других» (2010a, p. 106). Наконец, причинность также эстетична в двух взаимосвязанных смыслах; во-первых, в той мере, в которой Харман присуждает источник всех причинных импульсов чувственным поверхностям вещей (2012, p. 195), и, во-вторых, в той мере, в которой Харман отождествляет механизм соблазнительности с поверхностью или эстетическим эффектом, который способен отделить объект от его качеств, используя последние, чтобы привлечь реальный объект.
Заключение
Как я показал, можно сказать, что философия Хармана целиком основана на трех фундаментальных убеждениях. Во-первых, трипл-О рассматривает реальность как состоящую из бесконечного множества сингулярностей, каждая из которых имеет свою особую природу и влияет на остальную часть космоса. Во-вторых, он отвергает «двух-мирное» категориальное различие между естественными сингулярностями и искусственными множественностями, настаивая вместо этого на том, что каждый объект является одновременно и одним, и многими. В-третьих, он отвергает идею единого целостного взаимосвязанного мира-глыбы, заменяя её моделью взаимодействий посредством прокси-дублируемой «заместительной причинности». Каждая из этих идей, в свою очередь, может быть связана с критикой «онто-таксономии» – концепцией, которой, к сожалению, часто пренебрегали в работах, посвященных трипл-О. Таким образом, целью данной работы было восполнить это пренебрежение, подчеркнув, как из этой критики следуют фундаментальные убеждения Хармана.
Источники
- GRATTON, P., 2014. Speculative Realism: Problems and Prospects. London: Bloomsbury Publishing.
- HARMAN, G., 2002. Tool-Being: Heidegger and the Metaphysics of Objects. Illinois: Open Court Press.
- HARMAN, G., 2005. Guerrilla Metaphysics: Phenomenology and the Carpentry of Things. Illinois: Open Court Press.
- HARMAN, G., 2009a. Prince of Networks: Bruno Latour and Metaphysics. Melbourne, Australia: Re.press.
- HARMAN, G., 2009b. Zero-person and the Psyche. In: D. Skrbina, ed. Mind that Abides: Panpsychism in the New Millenium. Amsterdam: John Benjamins Publica on Company, pp. 253-282.
- HARMAN, G., 2010a. Asymmetrical Causation: Influence Without Recompense, Parallax, 16(1), pp. 96-109.
- HARMAN, G., 2010b. Time, Space, Essence, and Eidos: A New theory of Causation, Cosmos and History: The Journal of Natural and Social Philosophy, 6(1), pp. 1-17.
- HARMAN, G., 2011. The Quadruple Object. Winchester: Zero Books.
- HARMAN, G., 2012. On Vicarious Causation. In: R. Mackay, ed., Collapse: Philosophical
- Research and Development Volume II, pp. 187-221.
- HARMAN, G., 2013a. Bells and Whistles: More Speculative Realism. Winchester: Zero Books.
- HARMAN, G., 2013b. The Current State of Speculative Realism. Speculations IV: A Journal of Speculative Realism, pp. 22-28.
- HARMAN, G., 2013c. Undermining, Overmining, Duomining. In: J. Sutela, ed., ADD
- Metaphysics. Aalto: Aalto University Digital Design Laboratory, pp. 40-51.
- HARMAN, G., 2016a. Dante’s Broken Hammer: The Ethics, Aesthetics and Metaphysics of Love. London: Repeater Books.
- HARMAN, G., 2016b. Immaterialism: Objects and Social Theory. Cambridge: Polity Press. HARMAN, G., 2020. The Only Exit From Modern Philosophy. Open Philosophy, 3(1), pp. 132-146.
- HEIDEGGER, M., 2002. Identity and Difference. Translated by J. Stambaugh. Chicago: University of Chicago Press.
- MEILLASSOUX, Q., 2008. After Finitude: An Essay on the Necessity of Contingency. Translated by R. Brassier. New York: Continuum.
- MEILLASSOUX, Q., 2016. Iteration, Reiteration, Repetition: A Speculative Analysis of the Sign Devoid of Meaning. In: in A. Avanessian and S. Malik, eds, Genealogies of Specula on. London: Bloomsbury Publishing, pp. 117-198.
- MORELLE, L., 2016. The Trouble With Ontological Liberalism. Common Knowledge, 22(3), pp. 453-465.
- SPARROW, T., 2014. The End of Phenomenology: Metaphysics and the New Realism. Edinburgh: Edinburgh University Press.
- WOLFENDALE, P., 2014. Object-Oriented Philosophy: The Noumenon’s New Clothes. Falmouth: Urbanomic Media Ltd.
- YOUNG, N., 2020. On Correlationism and the Philosophy of (Human) Access: Meillassoux and Harman. Open Philosophy, 3(1), pp. 42-52.
Иллюстрация: Табуретка
