«Вещь в себе» в концепциях современной философии: сочинения Мейясу, Такера, Хармана в сравнении с основополагающим трудом Канта
Татьяна СоловьёваСовременная философия посредством разрыва с Кантом осуществляет своеобразный переворот, критикуя антропоцентристское засилье и тем самым обращая взгляд на обделённые вниманием вещи/объекты. Однако в основании подобного «спекулятивного переворота» лежит центральное кантианское понятие «вещь в себе». В данной статье делается попытка объяснения концепций современной философии и её основных подходов в их тесной связи с кантианством. С помощью анализа сочинений Квентина Мейясу, Юджина Такера, Грэма Хармана и их сравнения с основополагающим трудом Канта будут раскрыты понятия корреляции, мира-для-себя, объектно-ориентированной онтологии, также будет обозначена их взаимосвязь с понятием «вещь в себе».
Отправной точкой каждой отдельно взятой философии часто выступает самоопределение в субъектно-объектных отношениях. Поиск ответа на удачно сформированный марксизмом основной вопрос философии медленно, но верно ведет и к выявлению неких основополагающих принципов и границ, очерчивающих главную онтологическую категорию философии — бытие. Сложность здесь, конечно, заключается в том, что абсолютно объективное доказательство первичности сознания или же, наоборот, материи пока что не представляется возможным, и, таким образом, конкретная позиция, определяющая каким-либо образом главное и зависимое, первичное и производное, носит не просто теоретический, но и в большей степени субъективный, глубоко личный характер.
Выход за пределы субъективного посредством взаимодействия с неким научным сообществом (то есть посредством интерсубъективности) ведёт к выделению основных философских направлений — идеализма и материализма. Обращаясь к истории философии, мы можем отметить факт наличия господства того или иного направления в конкретные этапы развития человека и общества. Так стихийный или наивный материализм досократиков сменяется многовековой идеалистической традицией, ставящей в центр всего сознание, идею в различных их проявлениях. В свою очередь идеализм под напором научных открытий постепенно вытесняется материализмом. Подобную смену мировоззренческих установок в науке и философии часто обозначают понятием «переворот», отсылая к Копернику и его открытиям, положившим начало первой научной революции. Принято считать, что подобный переворот в философии совершает Иммануил Кант, выдвигая тезис о том, что материя и сознание равноправно и неотделимо сосуществуют в некой связке друг с другом.
Современная философия в лице спекулятивных реалистов также осуществляет своеобразный переворот, критикуя антропоцентристское засилье, тем самым обращая свой взгляд на обделённые вниманием объекты. Интересно то, что в основании этого «спекулятивного переворота» лежит центральное кантианское понятие «вещи в себе», но в то же время возможность возвращения к вещам видится им именно в точке разрыва с кантианством.
Однако, чтобы понять, в чем состоит корневой разрыв обозначенных выше авторов с философией Канта, необходимо прежде всего разобраться, в чём же непосредственно состояло новаторство «Критики чистого разума».
В этом важнейшем сочинении Кант впервые выражает сомнение в том, что главным условием возможности получения знания об окружающей действительности является соответствие миру познавательных способностей человека. Подобная обусловленность видится Канту недостаточной или даже безосновательной, поэтому он выдвигает тезис о том, что познание возможно лишь тогда, когда сам мир в каком-то роде сообразуется с познавательными возможностями. Мир — такой, каким он может быть познан — рождается на стыке материи и её восприятия субъектом, в их неразрывной связи друг с другом. Их связь при этом равноправна — материя является условием для жизни сознания так же, как и воспринимающее сознание — условием существования материи.
Читайте также
Издалека кажется, что подобный шаг просто обязан разрешить ключевое противоречие субъектно-объектных отношений, прекратить полемику между идеалистами и материалистами. Однако «кантианский переворот» всего лишь подготавливает почву для трансцендентального идеализма. Признавая зависимость субъекта и объекта, Кант всё же выдвигает субъект на первый план, ограничивая мир рамками человеческого сознания и провозглашая «в себе» непознаваемым, недоступным и, как следствие — уже в неокантианстве — не заслуживающим внимания. Именно этот шаг окончательно обращает философию к антропоцентризму, который, по мнению спекулятивных реалистов, не даёт познающему субъекту наблюдать мир с непривычных углов обзора.
Квентин Мейясу для обозначения открытой Кантом взаимосвязи между сознанием и материей вводит понятие корреляции. Под этим понятием в целом понимается идея, согласно которой мы можем иметь доступ только к связи между мышлением и бытием, но никогда к чему-то одному из них в отдельности. Критика этого явления у Мейясу нацелена в основном на преодоление так называемой философии привилегированного доступа — следствия вытекающего из кантианства антропоцентризма.
Преодоление корреляции распадается на два пути («корреляционистская двухходовка»). В одном случае связка мышление-мир признается вечной, а отсюда происходит и выявление необходимости наличия иного дочеловеческого воспринимающего сознания, некоего Доисторического Свидетеля и его корреляции с предшествующим нам миром. Это отсылает к возможности (или даже обязательности) существования абсолюта или, как его называет философ, Великого Внешнего.
В другом случае корреляция отождествляется с самой фактичностью корреляции, то есть отмечается признание связки мышление-мир неким необходимым и неопровержимым законом, догмой, фактом. Здесь важным понятием в философии Мейясу является понятие контингентности, определяющей возможность вещей/явлений не подчиняться привычным законам и быть иными. То есть фактически контингентность подразумевает то, что естественные законы могут беспричинно перестать работать, позволив случиться несовместимому с ними. Абсолют Мейясу, пересекаясь с понятием контингентности, становится своеобразным гипер-Хаосом, Абсолютной контингентностью, познание которой также сводится к изучению архиископаемых и Доисторического, что и представляет собой одну из граней «вещи в себе».
Попытаемся углубиться в это понятие. Из «кантианского переворота» впоследствии следует и осознание факта существования иной реальности, недоступной для человеческого познания. Если мир просто сообразуется с познавательными способностями человека, искажается нашим восприятием и в целом воспринимается только таким, каким он может быть воспринят, то за пределами нашего понимания существует и мир такой, какой он есть на самом деле. Этот мир Кант описывает с помощью понятия «вещь в себе» или «ноумен» (антоним понятия «феномен»).
При этом Кант выявлением «вещи в себе» также осуществляет разрыв с Беркли — философом, оказавшим на Канта подавляюще сильное влияние, но часто обвиняемом в крайнем субъективном идеализме (солипсизме). Существование вещи в себе в кантианской философии отождествляется и с наличием независимой от человеческого сознания объективной реальности, что идёт вразрез с позицией Беркли.
Вещь в себе по Канту является непознаваемой, но всё же мыслимой. Мы можем познать разнообразные качества объекта с помощью чувств, но дело в том, что представления, формируемые чувствами, всё так же возвращают нас в сферу своего же сознания, то есть в области мира такого, каким он воспринимается, в царство феноменов, но не ноуменов. Однако разум всё же приходит к осознанию существования недоступного «в себе», не может отказаться от его познания, в этом своём стремлении постоянно натыкаясь на препятствие в виде непознаваемости.
Читайте также
Вещь в себе в дальнейшем была отвергнута неокантианством как нечто, противоречащее сути трансцендентального идеализма, фактически этим последователи Канта также отказались и от его трансцендентальной эстетики. Современная философия в свою очередь пытается вновь вернуться к «в себе».
Юджин Такер не относит себя к спекулятивным реалистам, однако в его концепции ужаса философии понятие «вещь в себе» находит наиболее красочное отражение. Такер выстраивает определенную цепочку соотношений: мир-для-нас как Мир, который населен людьми и в целом создан для них; мир-для-себя как Земля, безразличная к населяющим её людям; мир-без-нас как Планета, которая когда-то существовала вне человеческого восприятия и которая в конечном итоге освободится от него снова.
Ужас философии Такера возникает при столкновении с пределом мышления в виде постижения абсолютного равнодушия мира-для-себя и осознания собственной приближающейся смерти. Именно это заставляет разум тянуться к непознаваемому миру-для-себя, что постепенно приводит к саморазрушению. Саморазрушению Канта Такер посвящает отдельный раздел, вспоминая о том, что философ видел корень депрессии в действии порабощающей и тревожной мысли без предмета.
Такер также критикует характерный для антропоцентризма асценсионизм, предполагающий постоянную открытость и расположенность к людям мира как мира-для-нас. Такер размышляет о возможности существования альтернативы подобной онтологии щедрости, о существовании некой меонтологии — жизни как ничто. Здесь появляется отправная точка для попытки концептуализировать мир как совокупность ноуменов и возможности некой нечеловеческой этики — любви к нечеловеческому.
Такер, используя ключевое понятие философии Канта, описывает мир с изнанки, пугающе отрешенный мир-для-себя, не замечающий сконцентрированного на себе человека. Грэм Харман также любовно возвращается к отринутой неокантианством вещи в себе, но не испытывает ужаса в общении с ней. Он с энтузиазмом ставит своей целью сделать своеобразную классификацию объектов — онтографию. Необходимость возвращения к объектам он также обосновывает тем, что человеку вдали от антропоцентризма открывается множество новых углов обзора для познания объективной, кажущейся недоступной из-за корреляционизма реальности.
Кант, по мнению Хармана, совершает определенный надрыв объекта, воспринимая его чем-то сомнительным из-за того, что познание объекта сводится им к сфере воспринимающего сознания. Критикуя кантианство за недостаточное внимание к отношениям между объектами, взаимодействиям внутри «в себе», Харман выражает свое почтение Уайтхеду, признающему за человеческими и нечеловеческими сущностями одинаковый онтологический статус. Как реалист Харман в какой-то степени отмечает первичность материи или, точнее, объекта. Ссылаясь на Брентано, он утверждает, что само сознание рождается посредством объективирующих актов, то есть в непосредственном восприятии объективной реальности.
С этого начинается объектно-ориентированная онтология Хармана, целиком направленная если не на познание, то на предварительное описание и классификацию объектов и их отношений. В основу классификации ложится некая четверичная структура, берущая свое начало у Хайдеггера (оси земли и неба, божеств и смертных). Фундамент онтографии Хармана составляют чувственные/реальные объекты и их чувственные/реальные качества. Определенные напряжения между одним видом объекта и одним видом качества обозначаются универсальными категориями: время (как отношение между чувственным объектом и его чувственными качествами), пространство (как отношение между реальным объектом и его чувственными качествами), сущность (как отношение между реальным объектом и его реальными качествами), эйдос (как отношение между чувственным объектом и его реальными качествами). Харман отмечает, что все эти виды взаимодействий уже освещались в философии Гуссерля, Хайдеггера, Лейбница. Также дается подробная классификация отношений между двумя одинаковыми или разными объектами, между двумя одинаковыми или разными качествами.
Читайте также
Подобная заинтересованность объектами неосознанно наделяет их подобием человеческого сознания. Но отвоевывающий свою популярность панпсихизм у Хармана сменяется полипсихизмом, так как не все объекты обладают способностью вступать в отношения. Объекты, не вступающие в отношения, обозначаются дремлющими. Харман, рассуждая о возможности их пробуждения, ссылается на Фрейда и его определение сна как стремления к осуществлению определенных желаний. Из подробной классификации отношений между объектами и их качествами Харман предлагает сделать нужные выводы. В первую очередь, конечно, напрашивается вывод о том, что мир объектов, категориально заключающий в себе ноумены, всё же поддается скрупулезному описанию и изучению.
Таким образом, в современной философии отмечаются чисто материалистические/реалистические тенденции, концентрирующие внимание именно на объекте познания, что в какой-то степени реабилитирует забытое понятие «вещь в себе». Осуществляя ключевой разрыв с Кантом в важном аспекте — принятии корреляции, философия спекуляции всё же не обходится без другого ключевого кантианского открытия и ставит в центр изучения мир ноуменов.
Так Мейясу отрицает необходимость корреляции вместе с осознанием её догматичности, а также открытием необходимости наличия первоначального и бесконечного воспринимающего разума. Такер концентрируется на чувстве тревоги и ужаса, который испытывает разум при осознании предела мышления в виде мира-для-себя (вещи в себе). Харман пристально отслеживает определенные связи между объектами, своей онтографией доказывая возможность их дальнейшего изучения не в роли используемого человеком материала, а как самостоятельных онтологических единиц.
Современная философия видит необходимость выхода познания на принципиально новый уровень, отличный от кантианской традиции. Пока пути и направления только намечаются, но уже вполне осознается необходимость создания иных, возможно, более экспериментальных методов исследования, которые способны поставить непознаваемость вещи в себе под вопрос.
Список литературы
- Кант И. Сочинения в шести томах / Под общей редакцией В. Ф. Асмуса, А. В. Гулыги, Т. И. Ойзермана. — М.: Мысль, 1963-1966. —(Философское наследие) / Т. 3. Важнейшие произведение мыслителя — «Критика чистого разума». — 1964. — 799 с.
- Мейясу К. После конечности: Эссе о необходимости контингентности / пер. Л. Медведевой — Екатеринбург; Москва: Кабинетный ученый, 2015. — 196 с.
- Мейясу К. Дилемма призрака // Логос. — 2013. — № 2. — С. 70-80.
- Такер Ю. В пыли этой планеты / пер. с англ. А. Иванова. — 2017. — 184 с.
- Такер Ю. Звездно-спекулятивный труп / пер. с англ. А. Иванова. — 2018. — 198 с.
- Харман Г. Четвероякий объект: Метафизика вещей после Хайдеггера / пер. с англ. А. Морозов и О. Мышкин. — Пермь: Гиле Пресс, 2015. — 152 с.
- Шавиро С. Вселенная вещей // Логос. — 2017. — № 3. — С. 127-152.
